Пластиковый океан - Ху Хуэй

Что плохого в том, чтобы быть боссом?

Весь день Ли Шили провел в тишине, зарывшись в книги, и лишь часы на компьютере напомнили, что на улице темнеет.

Он собрал бумаги и поднялся наверх, чтобы проверить, как там Чэнь Янь. Тот сосредоточился на игре, но Ли Шили ничего не сказал и собирался уйти.

– Подожди, – внезапно сказал Чэнь Янь.

– Что?

– Принеси мне завтра еду из KFC, я хочу жареные куриные ножки, – сказал Чэнь Янь. – Сразу две порции, я угощаю.

Видимо, это извинение.

Ли Шили вздохнул:

– Ладно.

Чэнь Янь был на два года старше, ему почти исполнилось тридцать лет, но он практически не мог позаботиться о себе, так как с детства привык, что с ним все носятся, как с писаной торбой, и не научился прибирать свои вещи. На второй год работы в исследовательской группе его выгнал арендодатель из-за свинарника в комнате. В результате он просто стал жить в здании лаборатории и почти никогда не выходил наружу.

Сначала он потратился на то, чтобы нанять домработницу, которая занималась бы его бытом, но лаборатория находилась довольно далеко от города, да еще и бок о бок со свалкой, и вонь здесь стояла несусветная, поэтому через несколько дней женщина не выдержала и попросила расчет.

Позже эта почетная миссия перешла к Ли Шили: он каждый день приносил еду своему приятелю, а каждую неделю относил его грязную одежду в прачечную. За это Чэнь Янь платил Ли Шили, причем даже чуть выше зарплаты в лаборатории. Но что поделать, аренда в городе была слишком дорогой, а Ли Шили не хотел жить на помойке, как Чэнь Янь.

Выйдя из здания лаборатории, Ли Шили почувствовал резкий кисловатый запах, и быстро надел маску. Этот смрад висел над лабораторным корпусом, а до огромной свалки оставалось чуть более трехсот метров.

Уже была осень, но погода стояла теплая. Городской мусор бродил и гнил, воняло так, словно рядом сдох скунс, предварительно сожрав две тонны дуриана.

– Мы вынуждены каждый день смотреть, как у нас на глазах растут горы бытовых отходов, и это напоминает о тяжелой ответственности, лежащей на наших плечах, – сказал как-то Ся Цян, и Ли Шили до сих пор помнил, что чуть не заплакал о волнения, услышав эти слова.

Только позже он понял, что аренда здания рядом с мусорной свалкой экономит кругленькую сумму.

Первоначально здесь находилась углеобогатительная фабрика, расположенная рядом с шахтой. Та когда-то была градообразующим предприятием, и более десяти лет уголь выкапывали из-под земли и развозили к потребителям на грузовиках. Но как только экономика по всей стране взлетела и начала быстро развиваться, угольная шахта быстро истощилась. Рабочих распустили, а фабрика, естественно, перестала работать и постепенно пришла в запустение.

Через несколько лет город изменил генеральный план и нашел применение этому изрешеченному дырами участку земли. Теперь он превратился в мусорный полигон площадью более тридцати тысяч квадратных метров, способный перерабатывать двести семьдесят тонн бытовых отходов в год, став одной из крупнейших свалок в провинции.

Когда Ли Шили впервые приехал сюда несколько лет назад, мусорная свалка была еще большой ямой, и бытовой мусор просто сбрасывали туда, перемежая слоями глины и полиэтиленовой пленки, а затем засыпая следующей партией.

У такого способа много недостатков, но это лучшее, что придумали люди. С момента открытия целлулоида в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году пластик стал нашим любимчиком и источником многих проблем.

Мы проявили незаурядный ум, синтезировали в лабораториях пластмассы с различными характеристиками: сверхмягкие, твердые, эластичные, прозрачные, стеклянные, кожаные… Ими можно заменить почти всё. При этом люди отвратительно тупы, они заполняют свои жизни пластиком и устраивают свалку у себя под ногами, переслаивая полимер полиэтиленовой пленкой, буквально смешивают пластик с пластиком, а затем закрывают глаза и утверждают, что его больше нет.

За последние три года свалка почти достигла предела, первоначальную яму глубиной в десятки метров засыпали до самого верха. Власти планировали закрыть ее в июле следующего года и найти еще одну большую яму для захоронения мусора на севере города. Они, как белки, готовятся к зимовке, повсюду ищут места, где можно спрятать орешки, но оставляют после себя отнюдь не запасы на голодную зиму, а яд для будущих поколений.

Вдалеке с грохотом подъехали несколько тяжелых грузовиков, один за другим они сбрасывали на помойку собранный со всего города мусор. Порыв ветра принес еще более едкий запах, а несколько полиэтиленовых пакетов полетели по небу, словно плавающие в море медузы.

Мусоросжигательный отсек рядом с лабораторией начал дымить. Это Чэнь Янь начал избавляться от отходов, произведенных в сегодняшнем эксперименте, и результаты неудачных опытов в сорока культивационных резервуарах скоро превратятся в пепел.

Завтра будет еще один день бесчисленных перезапусков.

(6) Погоня

Ральф вернулся к себе, все еще чувствуя вину за Машу. Перед ним два выхода: первый – напиться и забыть, второй – уехать и вообще выкинуть все из головы.

Он взял с журнального столика оставшиеся полбутылки виски, а на улице взорвался фейерверк, и в янтарной жидкости отразились яркие сполохи. Он встряхнул бутылку, посмотрел на маленькие волны внутри, а потом с грохотом поставил бутылку на стол.

– Энди, – окликнул Ральф своего помощника.

– Ральф, ты по вечерам заводишь новых друзей, а я смотрю сериалы. Разве мы не договорились не беспокоить друг друга?

– И какой же сериал так тебя увлек?

– До финала «Троп мертвых» осталось всего девять серий.

– Завтра в записи посмотришь, мне пора валить отсюда, и тебе надо все тут подчистить, – сказал Ральф.

– Вообще-то твой отъезд намечен на послезавтра.

– Личность раскрыта, – Ральф начал собирать вещи.

– Ну как так… – проворчал Энди, – Личность Трента Джонсона мне дорого обошлась.

Ральф напрасно пожал плечами, ведь Энди этого не видел:

– Ну что поделать. Кое-кого успел обидеть.

– Ты кого-то испугался?! – с любопытством спросил Энди.

– Конечно нет, но… Нельзя было слишком переусердствовать, а то навредил бы другому человеку.

– Небось девке какой-нибудь, – хмыкнул Энди.

– Заткнись!

– В этом нет ничего стыдного, по крайней мере, это показывает, что в крови Ральфа Гейбла все еще есть немного человечности.

– Да ты задолбал! – взревел Ральф. – Все, пока! Остальное на твоей совести.

– Понятно, капитан.

В это время на пляже снова стали запускать фейерверки, в воздух взмывали красные и зеленые языки пламени, окрашивая скромный гостиничный номер в яркие цвета, отчего он казался еще более пустым.

Тени на стене мерцали, то исчезая, то появляясь, удлинялись и укорачивались. Но когда фейерверк стих, Ральф остался в номере один.

Издалека