Психомодератор. Книга 1. Разделение - Никита Андреевич Борисов

— Я был здесь дважды, — произнес Декарт, когда они углубились в извилистые тропинки сада. — Оба раза в полнолуние, для исследовательской работы по эмпатическим колебаниям биологических систем.

— И никогда не приходил просто так? — в голосе Авроры прозвучала нотка удивления. — Чтобы... наслаждаться?

Декарт помедлил с ответом. Концепция "просто наслаждаться" не входила в его обычный лексикон опыта. Он был наблюдателем, исследователем, аналитиком — всегда с целью, всегда с задачей. "Просто быть" казалось непозволительной роскошью.

— Нет, — наконец признался он. — Никогда не видел в этом необходимости.

Аврора улыбнулась, но не с насмешкой, а с пониманием, которое почему-то не вызвало у него обычного раздражения.

— Тогда сегодня будет твой первый опыт.

Они миновали Аллею Шепчущих Ив — деревьев, чьи серебристые листья реагировали на человеческий голос, колыхаясь в такт речи и создавая визуальное эхо разговора. Декарт заметил, что когда Аврора говорила, листья двигались в плавном, гармоничном ритме, образуя узоры, напоминающие музыкальные волны. Когда же говорил он сам, движение становилось более структурированным, геометрически правильным, словно листья пытались визуализировать логические конструкции его мышления.

— Интересно, как они интерпретируют эмоциональные паттерны речи, — заметил он, наблюдая за этим феноменом с научным интересом. — Должно быть, используют какой-то вариант алгоритма распознавания тембральных микровибраций.

— Или просто чувствуют нас, — предположила Аврора. — Не всё можно свести к алгоритмам, знаешь ли.

Декарт хотел возразить — в его мире всё действительно сводилось к алгоритмам, только разной степени сложности. Но что-то в выражении её персоны, в том, как лунный свет отражался в её глазах, заставило его промолчать. Вместо этого он просто кивнул, соглашаясь с возможностью иной перспективы.

Они продолжили прогулку, углубляясь в центральную часть садов. Здесь растения становились более экзотическими — цветы, меняющие цвет в зависимости от эмоционального фона проходящих мимо людей; кустарники, формирующие свою структуру под влиянием лунных ритмов; деревья с полупрозрачной корой, через которую просвечивала пульсирующая световыми импульсами лимфа.

— Последние исследования Синаптика о квантовых свойствах сознания, — заговорил Декарт, возвращаясь к более комфортной для него теме, — предполагают, что наши ментальные состояния могут существовать в суперпозиции, влияя на физическую реальность на квантовом уровне. В каком-то смысле, эти сады — практическая иллюстрация его теории.

Аврора кивнула, проводя рукой по стеблям растений, которые тянулись к её пальцам, словно ища контакта.

— Ты знаешь, что в его новой работе есть целый раздел об отделении сознания от физического носителя? — спросила она. — Он развивает идею о том, что при определенных условиях сознание может существовать в своего рода распределенном состоянии, не привязанном к конкретному материальному субстрату.

Декарт оживился. Это была именно та область, которая занимала его мысли последние месяцы.

— Да, его теория "декогеренции сознания", — подхватил он с нехарактерным для него энтузиазмом. — Вопрос в том, является ли такое состояние более "чистым", более приближенным к истинной природе сознания, или это просто другая форма иллюзии?

Они подошли к центральному водоёму сада — идеально круглому озеру, в котором отражалась луна. Поверхность воды была неподвижной, словно застывшее зеркало, и только изредка по ней пробегала рябь, когда эмоциональное состояние окружающих посетителей достигало определенного порога интенсивности.

— А что, если нет "истинной" формы? — предположила Аврора, когда они остановились у каменного парапета, окружающего водоём. — Что, если все состояния сознания — просто разные перспективы на одну и ту же реальность? Как разные углы обзора одного и того же объекта.

Декарт задумался. В её словах был отголосок тех направлений философских систем, которые он изучал, но всегда с некоторым скептицизмом.

— Это имеет смысл с теоретической точки зрения, — медленно произнес он, как будто формулируя мысль в процессе говорения. — Но с практической... разве не логично стремиться к более высоким, более свободным состояниям сознания? К тем, которые менее обусловлены ограничениями биологической основы?

Аврора посмотрела на него с легкой улыбкой:

— А что, если "высшее" состояние — это не обязательно то, которое отделено от материального? Что, если оно заключается в полноте присутствия здесь и сейчас?

Её слова заставили его замолчать. Эта мысль не была новой — он встречал подобные идеи в различных философских традициях. Но почему-то, когда она произнесла это в этот конкретный момент, в окружении живых, дышащих растений, под мягким светом луны, эта концепция приобрела новый оттенок значения.

— Взгляни, — она указала на цветок у самой кромки воды — растение с крупными серебристыми лепестками, которые медленно пульсировали, излучая мягкое сияние. — Он реагирует на нас, на наш разговор. Это не абстрактная концепция, а живое взаимодействие. Разве это не так же интересно, как теоретические построения о природе сознания?

Декарт наклонился к цветку, наблюдая, как интенсивность свечения меняется в такт его дыханию. Впервые с начала их прогулки он действительно присутствовал в моменте, а не в своих мыслях о моменте.

— Возможно, ты права, — произнес он тихо, и в его голосе прозвучала нотка удивления, словно он сделал неожиданное открытие. — Может быть, исследование отделенного сознания не обязательно должно быть физическим отделением. Может быть, это скорее... перспектива.

— А теперь просто посиди со мной здесь немного, — предложила Аврора, устраиваясь на скамье у водоёма. — Без анализа, без теорий. Просто... будь.

Декарт помедлил, затем сел рядом с ней. Обычно такие предложения вызывали у него внутреннее сопротивление — как можно "просто быть"? Это казалось пустой тратой когнитивных ресурсов. Но сейчас, наблюдая за тем, как лунный свет играет на поверхности воды, как растения вокруг них медленно пульсируют в такт их дыханию, он почувствовал странное спокойствие.

Они сидели в тишине, которая не была неловкой или напряженной, а скорее... комфортной. Декарт заметил, что его обычный поток аналитических мыслей замедлился, а затем почти остановился. Он просто воспринимал — цвета, звуки, запахи, присутствие Авроры рядом. И в этом восприятии была полнота, которую он редко испытывал.

— Ну, разве это не здорово? — спросила она после долгого молчания, и в её голосе звучала мягкая уверенность человека, который знает ответ, но хочет, чтобы собеседник пришел к нему сам.

Декарт удивился, обнаружив, что на его лице играет легкая улыбка — не та вынужденная гримаса, которую он иногда использовал в социальных ситуациях, а что-то подлинное.

— Да, — ответил он, и это простое признание показалось ему странно освобождающим. — Да, это...