Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

Дверной замок тихо щёлкнул — тётя Оля ушла. Жека спрыгнул с дивана и побрёл умываться и чистить зубы. Белый кусочек мыла и рядом большой прямоугольник «хозяйственного» — если руки сильно грязные, сначала моют этим. Зубная паста «Жемчуг». Жека обращал внимание на все эти бытовые моменты, да и как было не обращать.

А вообще, думал он через пару минут, сидя в трусах на кухне и жуя бутерброд, хорошо бы не ждать, пока они что-то там затеют, и организовать свой превентивный удар.

Жека заухмылялся с полным ртом. Ему представилось, как он в ниндзевском костюме проникает Генин в номер и трусит у того над графином баночкой с бромом. Или, чтобы уже наверняка, выскакивает перед Геной из-за угла и лупасит его по «шарам» с ноги! Но осуществить это просто только в мечтах, ну или в кино, а так-то Гена здоровый мужик, а Жека здесь — сопля среднего школьного возраста. Эх. Но сама идея была хороша и Жеку не отпускала.

Может, нанять кого-то взрослого? — рассуждал он дальше. Каких-нибудь ханыг, что трутся в подворотнях, ждут открытия винно-водочного отдела. Выбрать парочку покрепче, и пусть совершат в отношении Гены акт члено — вот уж точно! — вредительства. Или Снежане этой поставят малюсенький такой фингальчик, чтобы она пару дней из дома нос не высовывала.

Да нет, это всё фигня какая-то. Пьянчугам никаких дел доверять нельзя. Так-то они, может, и согласятся, когда деньги увидят, а потом возьмут аванс — и поминай как звали. Да и денег тех у Жеки всего-то семь рублей. У тёти Оли в комоде или серванте, наверное, припрятана какая-то сумма, но — фу, фу, — Жеку передёрнуло от одной мысли обворовать родную тётю. Но! — может, попросить у неё? Да и вообще: рассказать ей всё, открыться — тётя вышла не так давно, может, ждёт ещё трамвай на остановке. И она, если поверит, глядишь, и посоветует что-нибудь толковое. А потом всё забудет — удобно, чё.

Поразмыслив, Жека решил, что тётю к этому делу привлекать не нужно. Это его задание, ему и выполнять. К тому же, это хорошо, если тётя Оля ему поверит. А если не поверит? Решит тогда, что он перебродившего кефира выпил, бредит. Потащит в больницу или просто из дома не выпустит. Нет, нет, надо самому.

Потом в Жекину голову пришла некоторая мысль. Он дёрнул на тёти-Олином столе лист желтоватой писчей бумаги и, хмыкая и высовывая язык, кое-что там накорябал. Вышло не с первого раза, три листа он смял и сжёг потом в раковине (спичечный коробок был необычный, деревянный — тоже вещь из давно позабытых).

На кухне Жеку ждали экспонаты из музея древностей: молоко в треугольной бумажной упаковке, болгарский перец в импортной болгарской же банке, кабачковая икра (её тогда все за что-то очень любили), сметана в маленьких баночках с крышкой из фольги; в хлебнице (что сама по себе могла сойти за экспонат) прятались круглый батон с дырочками, как будто от чьих-то пальцев (может, и правда от пальцев) и булочка — Жека узнал её в лицо, это была булочка по девять копеек.

Позавтракав, Жека собрал в свой детский, цвета выгоревшей зелени рюкзачок воду (пришлось залить из-под крана в стеклянную бутылку и заткнуть найденной в столе пластмассовой пробкой, до появления пластиковых баклажек было ещё лет пятнадцать) и недоеденную половину булки. Листик с запиской, свёрнутый вчетверо, нырнул в карман шортов.

Продуманные курортники семьями и поодиночке топали к морю: получить солнечные ванны с утра, а когда начнёт припекать, сбежать домой, где тень, прохладный душ и книга Валентина Пикуля с календариком за прошлый год в качестве закладки. А на газонах и под кустами лежали, развалившись, вальяжные местные коты. Им не суждено было отведать «Вискаса», но их это, судя по всему, не очень и огорчало.

Жека решил, что для него будет правильным занять позицию где-нибудь недалеко от пломбирной Снежаны и её торгового холодильничка. Но сначала…

Сначала он заглянул в прохладное и темноватое помещение почты на первом этаже пятиэтажки, там пахло сургучом (вспомнилось позабытое слово) и газетами, и купил за одну копейку конверт без марки. Зажав привязанную к столику ручку в кулак, Жека вывел поперёк конверта большими печатными буквами: БАРАНОВУ.

Теперь нужно было проникнуть на территорию санатория «Чайка». Жека собирался отыскать дыру в заборе. Насколько ему помнилось, в советских заборах всегда были дыры, ну или хотя бы как будто специально растущее прямо вплотную ветвистое дерево, а колючую проволоку поверху тогда не натягивали, душевные были времена. Но бродить вдоль забора даже и не пришлось. К санаторным воротам направлялась мамаша с хнычущим малышом — тот шлёпнулся и ободрал колено, и теперь море для них ненадолго откладывалось. Жека поспешил пристроиться к этим двоим, скорчил недовольное лицо старшего ребёнка — и спокойно миновал проходную.

Белое здание санатория, длинное и высокое, тянулось из зарослей сосен и кипарисов в голубизну неба. Оно напоминало вылезший на сушу круизный пароход. Административная тётка внутри вестибюля едва возвышалась макушкой над своей стойкой, на проходящих людей она не смотрела.

— Извините, — прозвенел Жека своим детским голоском.

Тётка подняла голову, очки с толстенными линзами делали её похожей на Фёдора Двинятина из «Что? Где? Когда?»

— Здесь отдыхает Геннадий Баранов, — продолжал Жека. — У меня для него письмо. Передайте ему, пожалуйста.

— Какое ещё письмо? — бюрократически нахохлилась тётка. — У нас тут не почтовое отделение.

— Мне сказали, это срочно, — настаивал на своём Жека. — А по почте долго.

— Что это вообще такое? — сверкнула очками тётка Фёдор Двинятин. — Кто тебя сюда отправил, мальчик?

— Рафик Эмильевич, — пошёл импровизировать Жека.

— Какой ещё Рафик Эмильевич?

— Директор автобазы.

Блин, здесь хоть есть автобаза? — запоздало спохватился Жека.

— Так, а я тут причём? — не впечатлила тётку высокая должность несуществующего уроженца солнечного Азербайджана. — Сам иди относи, если тебе нужно.

Вот оно, скромное обаяние советского сервиса, ухмыльнулся про себя Жека.

— Я номер не знаю. — Он старательно насупился.

Тётка пфекнула, но всё же смилостивилась, полезла шуршать страницами регистрационного журнала.

— Номер восемьдесят три, — сообщила она. — Только не броди там, одна нога здесь, другая там.

Жека сдержанно поблагодарил