Протокол: Новый Архимаг 3.0 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

Стеллингера с тобой! Двадцать раз! И комментировать каждый твой удачный прием! А потом… потом она сказала, что если я не расскажу, кто зачинщик, она заставит меня переписывать устав Академии каллиграфическим почерком! Ты знаешь, какой он длинный⁈ И какой у меня почерк⁈

Тут даже у меня мурашки по спине побежали. Морозова, ну ты и садюга! Такого и врагу не пожелаешь.

Алиса, до этого момента хранившая серьезное выражение лица, не выдержала и прыснула.

«Переписывать устав… Сеня, да Морозова просто с новой стороны раскрылась! Она и без плетки кого угодно заманьячит…»

— Потом ей пришло сообщение на коммуникатор, и она куда-то быстро ушла, — закончил Велинский. — А я… с тех пор тут…

— Так, значит, Рихтер и Залесский, — я вернул разговор в серьезное русло. — И что они планируют дальше? Этот ваш «комитет по спасению аристократических задниц» не успокоится, я так понимаю?

— Нет, — Велинский покачал головой. Его взгляд снова стал испуганным. — Рихтер… он был в ярости после провала. Кричал, что прямое нападение — это ошибка, что ты слишком силен физически. Сказал, что нужно действовать иначе. Умнее. Бить по… по репутации.

— А конкретнее? — я напрягся.

— Я не знаю! — почти взвизгнул Велинский. — Клянусь всеми богами, не знаю! ОНА забрала меня до того, как меня посвятили в новый план! Рихтер говорил, что нужно ударить по твоей репутации… сделать так, чтобы все от тебя отвернулись… Может, подставить как-то… Или использовать твоих… твоих друзей… Я не знаю точно, Ветров! Правда!

Он смотрел на меня с такой неподдельной паникой в глазах, что я почти ему поверил. Почти.

— Друзей, говоришь? — я прищурился. — Интересно. А имена этих твоих Рихтера и Залесского полные можешь назвать? Факультеты? Особенности? Слабые места?

Велинский судорожно сглотнул.

— Барон Аксель фон Рихтер, четвертый курс боевой магии. Специализация — иллюзии и ментальные атаки. Очень силен, но… самонадеян. Считает себя непризнанным гением. И виконт Эдуард Залесский, пятый курс, факультет стратегического управления. Он… он мозг их группы. Расчетливый, хитрый. Любит интриги. Говорят, у него связи в администрации Академии. Слабые места? Рихтер падок на лесть и красивых девушек. А Залесский… он боится пауков. Панически.

«Пауков? — Алиса хихикнула. — Какая… пикантная деталь. Надо будет запомнить.»

— Ладно, Велинский, — сказал я, доставая из кармана небольшой нож, который прихватил из столовой. Не такой крутой, как скальпели Ночной Госпожи, но веревки перерезать сойдет. — Считай, что ты выдержал экзамен на искренность. На троечку с минусом, но выдержал.

Я подошел и одним движением перерезал веревку, удерживающую его руки. Велинский тяжело рухнул на пол, морщась от боли в затёкших конечностях.

— Спасибо… — прохрипел он, потирая запястья. — Ты… она тебя тоже похитила? Но ты смог выбраться, да? Давай сбежим вместе!

— Не так быстро, — я присел рядом с ним на корточки. — Ты мне еще кое-что должен. За моральный ущерб. И за испорченную прогулку.

Велинский испуганно посмотрел на меня.

— Что… что ты хочешь? Деньги? У меня… у меня сейчас нет с собой большой суммы…

— Деньги — это скучно, — я улыбнулся своей самой доброй и маньячной улыбкой. — Я хочу… чтобы ты передал сообщение своим дружкам. Рихтеру и Залесскому. Скажешь им, что Семён Ветров знает об их планах. И что если они или кто-то из их шайки хотя бы косо посмотрит в мою сторону или в сторону моих друзей… я лично позабочусь, чтобы их ближайшее знакомство с пауками стало очень… близким. И чтобы «гениальность» барона Рихтера разбилась о суровую реальность. Ты меня понял, Аркадий?

Велинский судорожно кивнул, его лицо было белее мела.

— Отлично, — я поднялся. — А теперь слушай внимательно. Я прикажу Ночной Госпоже, чтобы она тебя больше не пытала. Когда тебя выпустят отсюда, то побежишь так быстро, как никогда в жизни не бегал. К своим дружкам. И передашь им моё сообщение. Дословно. Если хоть слово забудешь или переврёшь… Ночная Госпожа тебя найдет. И тогда вышивание крестиком… то есть каллиграфия покажется тебе райским наслаждением. Ясно?

— При… прикажешь? Госпоже? — его глаза округлились от кошмарного осознания. — Ты… ей приказываешь?

— Ясно???

— Я… ясно, — пролепетал он.

Я сделал мысленную пометку поговорить с Морозовой. Пусть подберет такие амнезиаки, чтобы Велинский забыл о том, что меня здесь видел. Но при этом чтобы передал все, что от него требуется. А также запомнил чувство ужаса после встречи со мной.

— Думаешь, это было мудро, Сеня? Кидать такую угрозу Рихтеру и Залесскому напрямую? — спросила Алиса, когда мы вернулись назад в жилые помещения. Панель за нашими спинами встала на место. Велинский остался в гордом одиночестве. По крайней мере он не болтался подвешенным. За что пусть будет благодарен.

— В любом случае, мы посеем панику в их рядах, — сказал я. — И получим время. А это сейчас самое главное.

Ближе к вечеру вернулась Морозова. Она выглядела уставшей, но собранной.

— Всё прошло по плану, — сообщила она, снимая плащ. — Я незаметно доставила Тимура до особняка. Стабилизатор сработал, он передал сообщение графу слово в слово. А потом передал мне о том, как все прошло. Реакция графа была… предсказуемой. Шок, гнев, отрицание, потом страх. Он как будто начал подозревать, что мы… что-то эдакое знаем. Граф Кайлов согласился на встречу. Завтра, в полдень, в «Полустанке». Он будет один. По крайней мере, так обещал.

— Отлично, — я почувствовал, как напряжение немного спало. — Значит, завтра решающий раунд.

— Да, — Морозова посмотрела на меня своим пронзительным взглядом. — И вам нужно быть готовым ко всему, Господин Семён. Кайлов может блефовать. Он может попытаться устроить ловушку. Он может прийти с армией снайперов. Никогда не доверяйте слову аристократа, особенно загнанного в угол.

— Я буду готов, — кивнул я. — У меня есть пара козырей в рукаве. И верный ИИ-помощник.

— И я, — тихо добавила Морозова, отводя взгляд. — Я буду рядом. Незримо. На всякий случай.

Я посмотрел на нее. Союзник? Враг? Что-то среднее? Эта женщина была сложнее любой алхимической формулы. Но сейчас она была на моей стороне. И это было главное.

— Спасибо, Катя, — сказал я искренне.

Что-то неуловимо изменилось в её лице — может быть, линия губ стала мягче, или напряжение вокруг глаз ослабло. Это длилось лишь мгновение.