Молот Пограничья. Книга III - Валерий Пылаев

— Это я тебе так не скажу, Игорек. Но он столько лет живет, что все на свете видел.

— Ну прям уж — столько, — усмехнулся я. — Думаешь, не врет?

— Да кто ж его знает — врет, не врет… Но я когда мальцом был, он уже с такой же бородой ходил, как сейчас. А это лет сорок прошло, не меньше. И отец то же самое говорил. — Дядя понизил голос, будто сам почему-то стеснялся собственных слов, но все-таки закончил: — И дед.

Выходило… солидно. Если почивший еще до моего рождения князь Михаил Олегович не ошибся, то Молчан еще в прошлом веке выглядел точно так же, как сейчас. А значит, уже давно разменял вторую сотню лет.

Много — даже для Одаренного.

— Ладно. — Я отложил листки с рунами в сторону. — Успеем еще разобраться. Не горит.

— А что горит?

— Дружина, дядь Олег. Давно уже заняться надо. — Я оперся руками на стол и встал из кресла. — Завтра поедем в Орешек, заглянем в казарму к служивым. Может, кого-нибудь домой и увезем.

Глава 6

Крепость возвышалась над водой. Ее башни будто росли прямо из свинцовой и холодной ряби Ладоги — точно так же, как и сотни лет назад. Так же, как и в мой прошлый визит сюда, на берег, к Таежному приказу в Орешке. Тускло поблескивали орудия и картечницы на стенах, прогуливались туда-сюда крохотные фигурки караульных. Гарнизон нес свою службу.

Город будто и не заметил, что наступила осень. Но я бывал здесь не так уж часто — поэтому и видел перемены на каждом шагу — и первые встретились нам еще по дороге.

Деревья вдоль трассы пожелтели — все, кроме вечнозеленых сосен. Близость Тайги наделяла растения необычной силой, и они пока не спешили раздеваться к зиме, но октябрь понемногу брал свое, засыпая асфальт желтыми листьями. Они теперь лежали повсюду, несмотря на все усилия местных дворников. Краснощекие бородачи с бляхами и в форменных фуражках наверняка чуть ли не сутки напролет орудовали граблями и метлами, собирая разноцветные кучи — но лишь для того, чтобы ветер снова рассыпал их по улицам.

Людей на тротуарах стало меньше, а те, что были, шагали куда проворнее, чем в сентябре — видимо, спешили поскорее добраться до тепла под защиту стен. Суровые усатые господа и их почтенные супруги прятали замерзшие руки в карманах плащей и легких осенних пальто и кутались в огромные шерстяные платки. Даже молодые парни — мои ровесники — застегивали одежду под самое горло и дополняли гардероб шляпами, шапками и цветастыми шарфами, копирую кого-то из популярных киногероев ушедшего лета.

Держались только девчонки. Городские модницы возрастом от Кати до Полины никак не желали сдаваться холоду и до сих пор щеголяли в коротких юбках, курточках из тонкой кожи и сапожках, которые едва ли годились для прогулок под осенним дождем. Мерзли, страдали, перемещаясь по улице короткими перебежками — но все равно терпели.

Красота продолжала требовать жертв, хоть лужи по утрам уже то и дело сковывало льдом, а на прошлой неделе, по слухам, даже выпал снег.

— Ну вот куда она вылезла, дуреха? — проворчал дядя, провожая взглядом очередную точеную фигурку, забавно ковыляющую по тротуару на высоченных каблуках навстречу «козлику». — У меня ремень шире, чем на ней юбка. Застудит себе там все — как потом рожать будет?

— Ну, рожать ей, допустим, нескоро. — Жихарь слегка придавил гипсом тормоз, провожая девушку оценивающим взглядом. — А там уж найдется, кому такую красоту пригреть.

— Тебе лишь бы пригреть, — усмехнулся я. — Еще на ноги не встал, а все туда же. В Орешке барышни шустро бегают — как догонять будешь?

— Да хоть бы и на костылях, Игорь Данилович. — Жихарь невозмутимо пожал плечами. — Кто-то ж должен. По вам-то целая княжна вздыхает — и какая! Умница, красоты неописуемой, и со ста шагов белке в глаз промаху не даст. А вы то ли не видите, то ли видеть не хотите, то ли я не знаю…

— Да чего там видеть-то? — отмахнулся я. — Не до того сейчас — сам понимаешь.

Слова Жихаря неожиданно задели меня за живое. И вовсе не потому, что я ничуть не интересовался ее сиятельством Еленой Ольгердовной — очень даже наоборот! Она действительно буквально воплощала собой все добродетели женщины Пограничья, а род Горчаковых по древности и происхождению ничуть не уступал моему…

И именно это и усложняло все до предела. Будь Елена обычной девчонкой из Орешка, Тосны или Отрадного, я, пожалуй, не стал бы тянуть кота… ну, допустим, за хвост. Тренировки, упражнения с Даром, сражения и строительство усадьбы требовали немало сил, однако у молодого тела их было в избытке, и оно периодически напоминало, что раз уж я пока не добрался до могущества Стража, поднявшись над простыми смертными и их незамысловатыми удовольствиями, неплохо бы пожить здесь и сейчас.

Но с Еленой малейший намек на близость подразумевал если не сватовство, то что-то слишком на него похожее. И пока оставалось только догадываться, что случиться, вздумай я совершить хоть какие-то движения в эту сторону. Старик Горчаков ценил меня, как соседа, уважал, как боевого товарища, и, может быть, даже любил по-своему, мы собирались вместе вести дела, однако посягательство на единственное сокровище старика… Да чего уж там — я и сам пока не намеревался связывать себя узами брака.

Первым делом — коровники, волоты, Тайга и недобрые соседи. А тихое семейное счастье придется оставить на потом.

— Я много чего понимаю, ваше сиятельство, — вздохнул Жихарь, вырывая меня из размышлений. И тут же снова хитро заулыбался. — В общем, Анна Федоровна правнуков дождется нескоро.

— Ну, все мы чего-то дождемся. К примеру, пополнения в гриднице. Я вот думаю — рано или поздно полсотни человек наберу. — Я состроил задумчивую физиономию, подпер ладонью челюсть и уставился наружу сквозь стекло. — И кому-то, чую, придется переехать в коровник, если места не хватит. Не хотелось бы, конечно, но…

— Понял. Осознал. Умолкаю.

Жихарю уже давно позволялось несколько больше, чем рядовым гридням. Не то чтобы он так уж часто злоупотреблял правами товарища, советника и порученца по всем на свете вопросам, однако сегодня явно перегнул палку. Когда разговор закончился, я даже не поленился украдкой взглянуть на дядю.

Тот сидел хмурый, как туча. Он всегда ратовал за неукоснительное соблюдение субординации, только на этот раз казалось, что его недовольство направлено вовсе не на зарвавшегося гридня — а на меня. Будто и