Либеллофобия - Н. Мар

Глава 6

Тритеофрен

Смерти серые, белые, чёрные, на крыльях и в воланерах, наводнили Гранай. Липкий туман из пепла и едкого газа с поверхности лощины заскользил вглубь, потёк вдоль небоскрёбов. Между домами сновали карминцы. Немногие бежали в пустыню. Большинство изловили сетями и отправили в трюмы.

Броня обшивки воланеров отражала все калибры, которые мирные жители приберегли для обороны близких. А бронгауссы эзеров пробивали дециметровую сталь. Гранай был силён в прятках. Реальный натиск привёл карминцев в смятение.

— Кайнорт, ратуша пуста, — доложили рой-маршалу. — Каргомистр и вся верхушка затаились. Не выцарапать. А если кто и знает о приборе, то чиновники.

— Да, Берграй. Я спущусь к цоколям, разворошу их.

— Но там одни тюрьмы да лазареты для душевнобольных.

— Вот именно.

— Кай, каргомистр не рискнёт там прятаться!

— Не рискнёт.

Пилот Бритца увёл воланер в вертикальное пике. За ним последовали ещё трое. Чем глубже они падали, тем уже и плотнее сходились стены жилых колонн. Тем дальше отступал шум боя: оборонные пункты обстрела находились на первых уровнях, ближе к поверхности. Угрозы снизу никто не ждал.

На глубине провода коммуникаций висели клубками прямо между домами — вперемешку с бечёвками для сушки белья. Один из четвёрки запутался в проводах, потерял управление и прорезал жилой комплекс. Застряв у кого-то прямо в гостиной, воланер загорелся.

— Кай, 337-й минус! Ниже нельзя рулить.

— 337-й просто решил поваляться на мягком, — подстегнул напарников Бритц. — А кого не убьёт праздность, убьёт мой армалюкс.

Дно Граная возникло так внезапно, что эзеры затормозили в свалку из юродивых бродяг, тряпья и помойных куч. Воланеры от удара свернулись, как ежи, и на секунду включили антигравимали на мостиках. В комме рой-маршала бранились пилоты: их приподняло и плюхнуло обратно в кресла. Зато они выжили, а могли бы разбиться.

На дне пришлось покинуть воланеры. Эзеры обернулись в свои имаго. В сумерках цокольных переулков затрепетали крылья: чёрная стрекоза, жирный жук-плавунец и медная оса-палач. На такой глубине они ничего не боялись: ни клейкого пепла, ни душного газа. Ни вооружённых солдат. Цоколь Граная был отброшен на целые века назад. Сверху гремели передовые технологии. Здесь, в глуши колодцев, прятались неприкасаемые. Отчуждённые. Все те, кто не мог уйти в пустыню и не хотел защищать город, который их презрел. «Пенитенциарный этаж» — гласила надпись на глухой стене. Из узких, словно бойницы, окон за насекомыми следили тысячи блестящих — слезящихся, болезненных, диких — глаз.

— Разделяемся. Установить пушары для обстрела.

— Есть, — плавунец ушёл первым.

— Кай, здесь нет солдат, — капитан-оса колебался. — Один сброд, городские каталажки. Зачем их…

— Берграй. Ты меня утомил.

Интонация угрожающе смягчилась. Эзеры знали: когда голос рой-маршала Бритца таял, черновик твоего приговора уже был готов. Насекомые свернули в разные закоулки. Дойдя до тупиков, они расчехлили пушары — покрытые амальгамой сферы — и бросили наземь. Сразу после трое взвились наверх и юркнули по щелям.

Гладкое зеркало двух пушаров покрылось мелкой рябью, а затем стало вращаться и метать иглы. Они выстреливались веером одна за другой. Пушары катились по улицам, гонимые энергией хаотично вылетающих снарядов, словно бешеные дикобразы. Тюремные стены, хлипкие перегородки каталажек и решётки сумасшедших домов посыпались в колодцы улиц. Раздались вопли ужаса. Это были обитатели цоколя. Доведённые до крайней степени отчаяния, они выпустили чудовище: сдерживаемую годами силу ненависти и безумия.

А потом вырвались и побежали.

Вверх, вверх… На свет. Небоскрёбы обвивали пожарные лестницы, аварийные трапы, балконы. Тысячи тентаклей зашуршали по стенам. Они рвали провода и бечёвки с бельём на своём пути, били стёкла. Заключённые бежали от игл пушара, бродяги уносили лохмотья от заключённых, душевнобольные шарахались от бродяг. А вместе они, как гигантский снежный ком, подминали и тащили за собой всё больше простых карминцев, чьи жилища вставали на пути их лавины. Потоки тентаклей неслись к поверхности, как живые бикфордовы шнуры.

— Альда, мы возвращаемся, — сообщил Бритц. — Прикажите сворам прекратить огонь.

— Что? Всем сворам?

— Да. Мне нужна тишина наверху.

Беглецы принимали иррациональные решения: бежать отовсюду, где шум, — туда, где тише. Три эзера дождались, когда поток карминцев минует их, и вернулись в воланеры. Они летели наверх, но не стреляли в людей. Поток сброда мог так же легко повернуть вспять. У самой поверхности в гущу солдат выплеснулись толпы разъярённых обитателей тюрем и психушек, баррикады и орудия сшибали хромые нищие. Женщины с кульками и детьми, захлёбываясь ужасом, кидались наперерез своей артиллерии. Строевой порядок обернулся месивом, беспомощным хаосом. Всё это время враги безучастно наблюдали сверху, как город захватывает и губит сам себя.

Гранай пал. Дымные смерти покинули чрева своих гломерид. Кайнорт забрал символический ключ от города из рук каргомистра и протянул Хокс.

— Гранай Ваш, госпожа.

Шершень стояла на трапе, стараясь не выдать, что под серой накидкой морщится от боли. Спускаться, хромая и волоча за собой треснувший сапог, было ниже её достоинства.

— Мои трюмы забиты, — процедила она. — Эзеры не тащат рабов и трофеев свыше разумного. Можешь теперь набирать добычу для ассамблеи минори, Бритц. Они твои.

Карминцев разделили надвое: солдаты и остальные. Бритц прошёл между пленными. Несколько отчаянных выстрелили в рой-маршала в последний раз. Хромосфен сверкнул, но Кайнорт не замедлил шаг. Он бы искренне удивился, если бы никто не попытался. Уж кому, а ему давно было не привыкать к радушию пленных. Две стальные сколопендры размером с крупного пса семенили за ним. Их ноги лязгали изогнутыми лезвиями керамбитов. Смерть встала перед каргомистром, обстукивая комья грязи с подошв. Из пасти голого черепа в сером капюшоне зазвучал карминский:

— Я пришёл не за рабами, — акцент был явный, но фразы не искажены. — Месяца четыре тому назад пауки спрятали в Гранае прибор под названием Тритеофрен. Он мне нужен.

— Но его не… не существует!

— Посмотрите вокруг, каргомистр. Шчеры на одной чаше весов, ваши люди на другой… Отдайте мне прибор. Или того, кто знает больше. И мы уйдём.

— Чтобы вернуться опять!

— Если у нас будет Тритеофрен, мы уйдём навсегда.

Шёпот…

Каргомистр сверкнул подбитым глазом. Миг, и его взгляд перехватила сколопендра. Свистнула хозяину, подавая знак. Эзер повернулся к толпе. Пустые глазницы зондировали женщин, прятавших детей, чтобы те не кричали и не провоцировали живорезов. Подростков, задыхавшихся в пыли на морозе. Старух, с покорной скорбью на лицах перебирающих бусы и чётки.