Очертя голову, в 1982-й - Борис Карлов

— В котельную на восемьдесят рублей не пойду.

— Хочешь в приёмный пункт, посуду принимать? Два раза по восемьдесят будешь иметь за каждую смену.

— Это у твоей, в магазине?

— Там. Директрисе нужно тыщу заслать, это место дорогое.

— Ладно, подумаю.

ОБРЫВОЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

В последнее время Ежов внимательно присматривался к Кизяку, лицо которого носило отпечаток глубоких внутренних переживаний.

Для подготовки завтрашней операции майор выехал на местность, в Киришский лесопарк. Ежов достал из сейфа дубликаты ключей и направился в личный кабинет своего подчинённого.

Сев за письменный стол, он начал проверять содержимое стола. В ящиках была обыкновенная текучка, ничего такого, что могло бы прояснить дело. А вот в перекидном календаре, после даты и времени неудавшейся вербовки, инициалы Ливинштейна мелькали довольно часто. Иногда рядом с ними стояли восклицательные знаки и даже матерные ругательства, выведенные с такой экспрессией, что продавливали местами несколько страничек.

«Что общего могло быть у них после неудавшейся вербовки?…» — задал себе вопрос Ежов.

Подумав немного, он снял трубку, набрал указанный в календаре домашний номер Ливинштейна и постарался изменить голос.

— Всеволод? Добрый вечер, Александр Сулейманович беспокоит.

— Здорово, жопа, — мрачно проговорил Ливинштейн. — Список приготовил?

Ежов чуть не выронил телефонную трубку.

— Какой список?! — проговорил он своим голосом, совершенно забывшись.

— С кем я говорю? Алло, алло!..

Дрожащей рукой Ежов положил трубку на аппарат.

Вернувшись к себе в кабинет, он нажал кнопку вызова дежурного офицера.

— Пригласите ко мне Зубова.

Наступило утро. Продрогший, опухший от комаров и бессонной ночи майор Кизяк сидел в кустах и руководил операцией. На расстоянии километра от сцены местность была оцеплена полукольцом войск спецназа, вооружённых электрошоковыми дубинками и штык-ножами. У каждого десятого за спиной болтался снаряжённый боевыми патронами автомат. Ещё дальше, на шоссе, стояла колонна грузовиков с вместительными фургонами. В разгар мероприятия, по команде Александра Сулеймановича, все эти силы должны были начать сжиматься в кольцо.

Казалось, однако, странным отсутствие до сих пор кого бы то ни было из числа организаторов фестиваля. Только один Страхов, словно муравей, копошился на сцене, что-то раскрашивая. «Хотя, — успокаивал себя Кизяк, — конспирация у них, наверное, до последней минуты…»

Он шлёпнул на лбу жирного, надувшегося комара, оставив его корчиться в кровавом пятне рядом с другими, уже засохшими и, плотнее завернувшись в плащ-палатку, прикрыл глаза.

…Вот он в своём кабинете лихорадочно быстро испещряет длинный свиток бумаги именами и кличками агентов. Вот он в темных очках и надвинутой на глаза шляпе, закрываясь воротником плаща, среди каких-то страшных развалин передаёт списки Ливинштейну. Тот протягивает ему пачку иностранных денег и жмёт руку. Вот он в чёрной полумаске под покровом ночи распиливает сейф в кабинете Ежова и фотографирует документы.

И вот, наконец, он получает задание убить Ежова.

С топором в руке, одетый в замусоленный ватник и ушанку с болтающимся ухом, он подкрадывается сзади к пишущему что-то за своим столом командиру и, взахлёст размахнувшись, бьёт его топором по голове.

Топор втыкается в голову, словно в деревянную колоду, и не поддаётся обратно, только голова от рывков дёргается из стороны в сторону.

Кизяк в ужасе отступает. Ежов поворачивается, на его лице укоризненное изумление.

— Что же ты… сделал… Саша… — говорит он и, поднявшись, медленно идёт прямо на своего убийцу, протягивая к нему руки.

Шаг за шагом Кизяк отступает, но вот он в углу комнаты, и руки мёртвого Ежова смыкаются у него на шее…

Кизяк проснулся от собственного крика, его рука разрывала воротник гимнастёрки. Подняв глаза, он увидел полковника Ежова и Зубова.

— Ну, пошли, — сказал Зубов.

Протирая глаза и озираясь по сторонам, Кизяк плёлся за командиром. Позади зачем-то шли два вооружённых солдата. Кизяк незаметно ощупал свою кобуру; пистолета там не оказалось.

Уже темнело. Вокруг пустой сцены, освещённой фарами автомобилей, собрались солдаты из оцепления. Никаких следов фестиваля заметно не было.

Проходя мимо эстрады Ежов задержался и поднял глаза. На заднике красовались похабные карикатуры и выведенный огромными буквами лозунг: «МЕНТЫ — КОЗЛЫ!».

Ежов невыразительно посмотрел на Кизяка, и они двинулись дальше, к машине.

Ещё никогда маленький приграничный городок не видел такого мощного наплыва народа. С самого утра переполненные электрички прибывали сюда из Петрограда одна за другой, а конца им не было видно. Толпы молодых людей, проследовав через город и основательно подчистив местные магазины, направлялись по шоссе в парк, прежде пустынный, а сегодня обещавший стать центром паломничества всей пёстро разодетой и волосатой публики северо-запада.

Джинсово-кожано-металлический поток вливался в оцепленную «ангелами ада» (нанятыми в большинстве из воронов) зону мероприятия и рассеивался по склону горы перед сценой.

Ближе к вечеру, когда на сцене закончилась настройка аппаратуры, в воздухе повисло временное многообещающее затишье.

Обстановка уже начинала накаляться. Свист и шум усиливались по мере исчезновения солнца за верхушками деревьев.

В первом отделении должны были выступить «Апокалипсис», «Синдром камикадзе», «Группа риска», «Бормашина», «Мать» и «Прямая наводка». Во втором — «Эксгумация», «Закрома Родины», «Нудистский пляж» и «Выпячивание недостатков».

Но вот, наконец, вспыхнули прожектора, и в полную силу, заставив содрогнуться вековые сосны, начал своё выступление «Апокалипсис».

В это же время на опустевшем берегу можно было заметить две фигуры. Принц и Роза только что вышли из воды и, взявшись за руки, смотрели друг на друга. Тёмно-оранжевое солнце клонилось к горизонту, высвечивая на свинцовой воде дорожку, соединявшую уже утомленное за день светило и силуэты ещё только просыпавшихся для жизни юных созданий. И эти двое были счастливы.

После написанного

Над ухом звенел будильник, но Дима был не в силах прекратить этот изматывающий душу кошмар. Он ненавидел звонок своего будильника. Когда завод кончился, Котов привычным движением опустил руку, нащупал стоящую на полу бутылку и поднёс горлышко к губам.

Бутылка была пустая.