"Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев

Единственным условием, которое поставила Хренина – никаких расписок, только наличные. Спорить интендант не стал. Правда, в расписке, которую он поднес графине, сумма стояла несколько иная, чем он выложил за лошадей и припасы, но Хренина только усмехнулась – знакомое дело. Подписала без звука – все равно выгодно. Цены интендант предложил хорошие, выше, чем в Смоленске до войны. А туда еще везти надо. Интенданту графиня сбыла трофейных французских лошадей. Конюхи сочли их негодными на племя, крестьянам привередливые к корму «французы» не нравились. Хренина поменяла их на своих – к обоюдному удовольствию сторон. Мужики получили простых русских лошадок, а трофейных графиня сбыла по сто рублей за голову – крестьянская стоила куда меньше. А еще бычки, хлеб, сало, овес – за все вышло больше шести тысяч рублей. Небывалое дело – до войны таких доходов Залесье не приносило.

Конюшни ее порадовали. Лошади сытые, ухоженные, многие кобылы из тех, что принадлежали полякам, напавшим на ее имение летом, ходили жеребыми. Значит, ожидается приплод, а такую лошадку в армию не по сотне рублей, а за все двести сбыть можно. Графиня милостиво поговорила с конюхами, в том числе из пленных – поинтересовалась нет ли у тех жалоб. Французы заверили, что никаких, их сытно кормят и не обижают. Хренина довела до них весть о смерти Бонапарта (интендант сообщил) и о близком окончании войны, французы воскликнули: «О-ля-ля!» и задумались. Хренина предложила им остаться в Залесье и работать за жалованье. Пообещала, если выберут в жены девок из ее крестьян, то отпустит тех на волю, дабы дети не росли крепостными[608]. Предложение она повторила и на русском, с удовольствием заметив, как загорелись глаза у крепостных конюхов. Теперь те из них, у кого есть незамужние дочки, приложат все усилия, чтобы окрутить французов. Всем охота, чтобы внуки стали вольными. Ну, а Хренина получит знающих конюхов.

В поездках ее сопровождала дочь. Одной в имении скучно, а тут какое-никакое, но развлечение. Хренину это радовало. Рано или поздно Груша унаследует Залесье, пусть приучается к хозяйству. Быть помещиком в России – труд. Он отвечает перед государством за крестьян и земли. Запустеют те от скверного управления, перестанешь платить подати за крестьян – и имение заберут в казну. Неизвестно, будет ли у графини зять, и какой из него хозяин выйдет, но пусть Груша учится.

Погода стояла солнечная, и они отправились в поездку в открытых санях. Свежий морозный воздух полезен для здоровья, особенно, если на тебе шуба, меховая шапка и валенки. К дому мать с дочерью подъехали во второй половине дня и еще издалека заметили раскрытые ворота и какую-то суету возле них.

– Кто-то в гости пожаловал, – определила Хренина, привстав со скамьи.

В своей правоте графиня убедилась, въехав во двор. В стороне от крыльца стоял крытый возок, из которого уже выпрягли лошадей. У конюшен Хренина разглядела казаков, кормивших своих коней. «Это ж кого такого важного принесло?» – подумала она и почти немедля получила ответ.

– Его сиятельство Платон Сергеевич Руцкий приехали, – сообщил подбежавший к саням лакей. – Ранены оне-с.

– Ох! – выдохнула Груша, прижав руки к груди.

– Тяжко что ли? – спросила графиня.

– Не сказать, чтоб очень, – покрутил головой лакей. – В баню сами шли-с, денщик под руку поддерживал. После бани откушали и легли отдыхать в комнате для гостей. Попросили дочку к ним привести, и с тех пор там с нею.

Хренина переглянулась с дочерью.

– Я его навещу! – сказала Груша. – Прямо сейчас.

– Неловко незваной, – засомневалась графиня. – Отдыхает ведь.

– У него рана, – возразила дочь, – а я в лазарете офицеров лечила. Чем Платон Сергеевич хуже?

– Ладно, – согласилась Хренина, поняв, что Груша не отступится. – Только приведи себя в порядок. Вон, волосы растрепались. И лицо умой. Пусть он тебя красивой увидит.

Спустя четверть часа Груша с корзинкой в руке подошла к дверям комнаты для гостей. Замерла, прислушиваясь. Из-за двери доносился звонкий детский смех. Груша ощутила укол ревности – с ней Маша так не веселилась. Помедлив, она осторожно постучала в филенку. Ей не ответили, и Груша нажала на ручку. В комнате ее глазам предстала удивительная картина. Платон, укрытый до подмышек одеялом, лежал на кровати спиною к двери, а перед ним, под тем же одеялом, пряталась девочка. Причем, так, что снаружи торчали ножки в вязаных чулочках.

– Где моя дочь? – громко спрашивал Платон по-французски. – Куда спряталась? Не могу найти. Ага, вот из-под одеяла чья-то ножка торчит! Это ее?

Он тронул маленькую ступню.

– Нон! – пискнули из-под одеяла, и ножка исчезла.

– Тогда эта!

– Нон!

Вторая ножка тоже исчезла.

– Где же Мари? – с деланной тревогой в голосе вопросил Платон.

– Здесь! – девочка сдернула одеяло с головы.

– Вот она! – радостно воскликнул Платон, подхватил Мари под мышки и поднял над собой, перед этим опрокинувшись на спину. Девочка радостно взвизгнула и заболтала в воздухе ножками. Весело смеясь, она завертела головкой и увидела Грушу.

– Тетя, – сказала, указав пальчиком.

Платон повернул голову, и Груша заметила, что он смутился.

– Здравствуйте, Аграфена Юрьевна! – сказал, усадив девочку на постель. – Воротились? Яков сказал, что вы с матушкой в отъезде.

– Воротились, – кивнула Груша и подошла ближе. – Здравствуйте, Платон Сергеевич! Мне нужно осмотреть вашу рану.

– А зачем вам на нее смотреть? – удивился он.

– Затем, что в Твери я три месяца подвизалась в лазарете, – объяснила Груша, решительно подтащив к кровати стул и водружая на него корзинку. – Лечила раненых офицеров. Сам начальник лазарета хвалил: мои подопечные выздоравливали скорее прочих. У меня и лекарский припас с собой. И не возражайте, Платон Сергеевич! В дороге рана могла загноиться.

– Изумлен, Аграфена Юрьевна, – покрутил он головой. – Ладно, смотрите.

– Следует увести Машу. Не след ей на такое смотреть.

– Я с папА! – закапризничала девочка.

– Пусть останется, – поддержал ее Платон. – Дети в ее летах не боятся крови. Им просто любопытно.

– Как скажете, – вздохнула Груша. Девочка помешает им объясниться, а она на это рассчитывала.

Платон тем временем отсадил Мари дальше, откинул край одеяла и задрал рубаху, после чего повернулся на бок. Груша осторожно размотала полотняный бинт и склонилась над раной.

– Больно? – спросила, ткнув пальцев возле шва.

– Чуток, – сказал он.

– А здесь? Здесь?.. Рана сухая и не гноится, – заключила, закончив обследование. – Хотя покраснение кожных покровов наблюдается. Придется полежать. Чем вас так? Саблей?

– Штыком, – ответил он.

– Сейчас я смажу шов бальзамом и наложу повязку, – сообщила Груша.

Внезапно в разговор вмешалась девочка.

– ПапА бо? – спросила, указав пальчиком на рану.

– Да, милая, – ответил Платон. – Папе больно.

Мари погладила его по щеке, а затем