Два в одном: Близнецы и древняя вражда - SecretKeeper

словно веяло эманациями опасности и… притягательности. Волосы были осторожно убраны в хвост, темные, пытливые и понимающие глаза девушки пристально меня изучали, а на губах словно индикатор понимания играла хитрая ухмылка.

— Зачастую — чрезмерная бодрость духа — это скрытая и до поры незаметная усталость тела, — как-то путано ответила она, с хищной грацией опускаясь рядом. Поджала под себя левую ногу, усевшись на нее, а правую — слегка выставила вперед, оперевшись на свою коленку локтем. — Не возражаешь, если я посижу тут немного?

— Нет, что вы, Хисока-сан…

Брюнетка легонько кивнула, словно в ответ своим мыслям и слегка наклонила голову набок, пытливо меня разглядывая.

— Расскажи, что гложет тебя? — она вдруг подмигнула и качнувшись вперед толкнула меня своим плечом, заставив покачнуться и потерять равновесие.

— А… почему вы думаете, что меня что-то гложет? — ответил я вопросом на вопрос, удивившись такой странной манере общения.

— Давай на ты, хорошо? — промурлыкала Хисока, подперев подбородок запястьем. — Уверена, вскоре мы станем очень хорошими друзьями, поэтому в излишней вежливости нет никакой необходимости…

Я слегка удивился и даже смутился подобной манере общения, а улыбка девушки стала еще более откровенной.

— Так что тебя гложет? — снова спросила она.

— Да в общем-то ничего, — пожимаю плечами. — Сегодня просто чересчур насыщенный день, и пара моментов, которые нуждаются в правильной оценке…

— Понимаю… не хочешь выпить со мной чаю? — вдруг спросила она, и в уголках ее глаз заплясали чертики. — Мне как раз прислали с родины великолепный улун «Те Гуань Инь». Его аромат — подобен песне духа горного ручья, а вкус — как поцелуй украденный у небесной девы. Было бы грустно наслаждаться такой драгоценностью в одиночестве, в особенности такой безоблачной и тихой ночью… Составишь мне компанию?

Глава 48

Чай оказался странным. Горячий, мягкий на вкус, с неуловимым ароматом экзотических цветов. Но это ничто перед тем, какой эффект произвели даже пара глотков. Казалось, что в каждой капле спрятан источник бодрости, второе дыхание. Я сделал глоток, и в голове раздался тоненький перелив, словно кто-то легонько коснулся деревянной палочкой хрустальной вазы. С моим зрением тоже творилось что-то странное: темнота ночи стала глубже, но свет звезд ярче. Предметы, скрытые полумраком вдруг стало отчетливо видно, словно вечером при хорошем освещении, объекты, расположенные вдали, стоило только о них подумать — словно приближались позволяя рассмотреть себя в деталях а окружающие звуки — стали чище и… я понял, что могу выделить каждый шорох, скрип двери, дуновение ветра, или чей-то голос вдали.

— Что это?.. — выдохнул я, чуть покачнувшись, едва не выронив пиалу.

— Чай, — спокойно ответила Хисока. — Мой любимый… чай. Эффект немного неожиданный для первого раза, но если привыкнуть… Он немного меняет восприятие. Позволяет увидеть и ощутить истинную природу вещей. Примирить свое сознательное, бессознательное и внутреннюю сущность. Глаза начинают видеть истину, уши слышать шепот мира, а твое внутреннее я — сможет принять и осознать то, что ты и без того знаешь, но боишься признать даже наедине с собой… занятный опыт, поверь, — прошептала она вкрадчиво.

— Да уж, занятный эффект…

… как оказалось — приглашение попробовать ее чай подразумевало еще и предложение полюбоваться ночным небом с мансарды на четвертом этаже одной из построек в японском стиле, в небольшой уютной комнате на самом верху.

Мы проследовали к нужному зданию, поднявшись по скрипучей деревянной лестнице, и девушка раздвинула тонкую дверь, пропуская меня вовнутрь. Вторая, противоположная от входа дверь — вела прямиком на крышу. У самого дверного проема в полный рост, начиналась площадка-балкон без перил, и дальше спуск на черепичную крышу.

Мы устроились прямо у распахнутой двери, на коврике, перед небольшим столиком с чайными принадлежностями. Предполагалось, что во время чайной церемонии (а я не сомневался что действо, в котором я участвую было ее частью) двое сидят друг напротив друга, пьют чай маленькими глотками и делятся мудростями или стихами… Ну так было описано в одном трактате, который я прочитал (единственный, который мне попался на русском). Однако, вместо того чтобы устроиться друг напротив друга, Хисока приглашающе кивнула мне, предложив расположиться лицом к открытому проходу на балкон.

— Так удобнее любоваться только-только занимающимся рассветом, — тихо прокомментировала она, потупив глазки, и недолго думая присела рядом, буквально на небольшом расстоянии, разливая чай в небольшие темные пиалы, в нарисованным дракончиком на дне. Протянула мне одну, вложив в ладонь, скромно потупила глазки, однако она явно что-то задумала, так как ее выдавала хитрющая улыбка. И я вдруг начал понимать, что от этой ее улыбки у меня голова кружится сильнее, чем от напитка.

— Красиво… — выдохнул я, отводя глаза и стараясь заполнить паузу. — И правда хороший вид отсюда. Только немного зябко…

По телу пробежали мурашки. Она тихонько хихикнула и вдруг прижалась к моему боку, обнимая за плечи. Я вздрогнул от неожиданности, и такого откровенного напора, но не отодвинулся. На ум пришли слова, которые я слышал от нее несколько часов назад: «…никто не спросит разрешения или не попросит прощения за вторжение в твое личное пространство… терпи и смирись…»

Чертов чай все еще плескался в голове хрустальными переливами, и складывалось ощущение, что его эффект словно делал меня смелее, притупляя робость и неуверенность. Мне явно должно было быть неловко, но почему-то не было.

— Ты что, дрожишь? — спросила она насмешливо, заглядывая мне в глаза с провокационным прищуром. — Неужели и правда так холодно? Могу принести плед…

— Дрожу? Я? Вот еще, — фыркнул, и повернулся к ночному небу, а девушка вдруг прижалась еще плотнее, положив голову на мое плечо, вздохнула и тихонько заурчала.

— Тогда я сама тебя согрею, — прошептала она в самое ухо, и тепло ее дыхания слово и правда заставило зябкость отступить.

— Хисока-сан… что вы… ты делаешь?

Ее левая рука осталась на поем плече а правая скользнула немного ниже, обхватив мой торс и прижимая к себе еще плотнее. Прядь волос скользнули по моей щеке, и запах — сладкий, острый, как специи и жасмин — окончательно перебил все мысли.

— Знаешь, Яромир-кун, — её голос был низким, мягким, — иногда, чтобы согреться, достаточно поделиться друг с другом дыханием. А чтоб отступило одиночество — мимолётным объятием. Вот так…

И она снова легонько выдохнула мне на кожу шеи, заставляя тепло разливаться по всему телу. Я сглотнул. Голова кружилась, сердце билось так громко, что, казалось, даже её уши-невидимки должны это слышать.

— Слушай… я, конечно, далеко не невинный ребенок. Но не уверен, что это все… правильно, — выдавил я, чувствуя как тепло разливается бушующим потоком, и концентрируется