Малахитовый лес - Никита Олегович Горшкалев

Ознакомительный фрагментколко и язвительно. – Приготовить настоящий нектар из пентагонирисов – значит выращивать их в определённых условиях, а то, что вы пили, было жалким и дрянным пойлом. Пасечники держат пентагонирисы в огромных деревянных ульях – додекаэдрах – и с утра до ночи читают им газеты, ведь когда с ними говоришь о скучном, разбавляя скучное враками, они растут как на дрожжах, и нектар получается слаще и куда охотнее веселит душу.

– Нам и пойла хватало, чтобы хорошо отдохнуть, – обиженно возразил Репрев. – Видишь, Умбра, какой папка у тебя умный! А знаешь ли ты, Умбра, чем благородный пентагонирисовый нектар отличается от других напитков? – Умбра покачал головой; он раскладывал заранее порезанный на кусочки торт по тарелкам. Агния грызла грильяж и всё улыбалась хитрой лисьей улыбкой. – От одного его глотка тебя может унести в неведомые дали. В прямом смысле слова: был здесь – и вот тебя уже тут нет. Пьёшь и никогда не знаешь, в каком месте окажешься. Вероятность такого спонтанного путешествия не то чтобы крайне мала… Но в этом и есть свой азарт! По тебе, Астра, видно, что ты через это не проходил. Прости, конечно, может, я и не прав. Но никогда не поздно попробовать, – из-под верхней губы пса в ухмылке вылез клык. – Был у меня приятель, который первый раз вкусил нектар в нашей компании, а дело тогда было в школе. И представьте себе, уже после первого глотка его забросило в девчачью раздевалку. Жаль только, сам приятель был девчонкой. Мы, мальчишки, ей тогда все завидовали, – ударился в воспоминания Репрев. Агния быстро приструнила его строгим взором. – Да ты не боись, Астра, никуда тебя не перенесёт! Нектар даже мать даёт своему ребёнку, чтобы тот спал лучше – сны потом такие счастливые-счастливые снятся, добрые-добрые. Да и смысл не в перемещениях, а в том, какое ни с чем не сравнимое счастье приносит пентагонирисовый нектар – сразу забываешь про все невзгоды, а на душе становится так тепло, словно влюбился в кого! Ты влюблялся когда-нибудь, а, Астра? – весело спросил Репрев, покачнувшись на табурете и толкнув Астру плечом в плечо.

Астра опустил глаза, подумал и с печальной улыбкой ответил:

– Нет.

И мимолётно, украдкой взглянул на Агнию. Та его взгляда не заметила – копошилась вилкой, а почему-то не ложкой, в кусочке торта, поваленного набок на блюдечке, подпирая голову рукой.

– Да ты, никак, шутишь? – выкатил глаза и раззявил пасть Репрев.

– И опять я скажу – нет: не шучу, не глумлюсь и не издеваюсь, – мирно ответил Астра и, пожелав вернуть разговор к пентагонирисам, сказал: – А вот что мне известно про нектар: если его много выпьешь, утром на тебя нападёт смертельная тоска.

– А так мы по чуть-чуть, – рассудил Репрев – и не поспоришь.

Пили, ели. Дали попробовать Астре нектара и, затаив дыхание, с научным интересом наблюдали, как пойдёт. «Сладко до тошноты», – резюмировал Астра, высунув язык, и попросил Умбру поделиться его холодным молочным чаем, который ему заварила Агния вместо нектара. Все покатились со смеху.

Потом выклёвывали, сложив по два пальца в некое подобие клювов, гранатовые зёрна. Расплетали плетёнку, правда, со странной неохотой, ленью; но тесто – какое же это было тесто! – во рту таяло. Умбра заполнял скоро пустеющие градусники, с ложечки кормил Репрева тортом, горстями сыпал ему в пасть зёрнышки граната, разворачивал фантики и клал ребристую конфету ему на язык.

– Жизнь бы отдала за конфеты – страсть до чего люблю! – призналась Агния и потянулась к вазочке, доверху наполненной сладостями в самоцветных шероховатых обёртках.

– А как же апельсины? – крякнул Репрев, чуть не подавившись долькой.

– А без апельсинов – и жизнь не жизнь.

Добрались и до них. Нож Умбре Агния не доверила, поэтому чистила апельсины сама – шкурка с оранжевых шершавых боков снималась свободно, и носы щекотал солнечно-сладкий с дразнящей кислинкой аромат. Все не спеша посасывали дольки, наслаждаясь драгоценными мгновениями, а потом похрустывали кожуркой с косточками. Хорошие, значит, попались апельсины!

– Это у тебя бабочка или стрекозка, не могу разглядеть? – спросил Астра, указывая пальцем на грудь лисицы-кинокефалки, где на цепочке висели золотые часы, а в них, под стеклом, невесомые мозаичные крылышки вместо часовой и минутной стрелок.

– Бабочка это, – ответила Агния, прожевав последнюю дольку и обтерев влажные от сока губы салфеткой. – Подёнка. Живёт лишь день, а потом умирает. Однажды утром папа нашёл её на подоконнике и решил сделать эти часы, – она сгребла их с груди и вцепилась в выпуклое твёрдое стекло тёплым взглядом. – Отца уже давно нет, а память о нём всегда со мной. Он у меня изображал малахитовыми красками дома – да какие дома, целые дворцы!

– А чем ты занимаешься, Агния? – спросил Астра и снова попросил у Умбры отпить его молочного чая – в горле першило от приторной сладости нектара. Репрев хрюкал от смеха.

– А ты как думаешь, Астра? – вопросом на вопрос ответила Агния, залпом осушая градусник до дна.

– Наверное, как и большинство в нашем городе: трудишься или на фабрике по производству малахитовых кистей, или в цехе по изготовлению малахитовых красок, а может быть, пошла по стопам отца и тоже изображаешь роскошные дома? – с сомнением в голосе предположил Астра, почувствовав в вопросе подвох.

– Не-а, – покачала головой Агния. – Не угадал, всё мимо: ни первое, ни второе, ни тем более третье. Для первого и второго у меня терпения не хватит – терпеть не могу монотонный труд. А чтобы изображать дома, у меня нет образования.

– А какое у тебя образование? – полюбопытствовал он, отхлебнув ещё немного молочного чая из чашки Умбры.

– А никакого, – непосредственно ответила она. – Если ты о бумажке спрашиваешь. Я сама себя образовала. А работаю я где? Да нигде! Я творю, я – уличный художник. Может быть, ты даже видел меня, но не обращал внимания: меня частенько можно встретить на аллее Семи художников.

– Если бы увидел, то обязательно обратил, – засмущался Астра от своих же слов. В душе от пентагонирисового нектара творилась сущая благодать.

– А я сторожу склад с малахитовой травой! – хвастливо сказал Репрев.

– Так нечего же больше сторожить? – улыбнулся Астра.

– Вот именно! Охранять нечего, а сильфии идут!

И снова все смеялись, а Умбра смеялся громче других.

– А ты по жизни кто? – спросила Агния.

– Уже никто, – жалко усмехнулся Астра и поделился своими невзгодами.

– Ну, безработный друг лучше работящих двух, – сострила Агния, подмигнув.

– А эти руки – твоих рук дело, Агния? – скаламбурил Астра, оглядывая прикрывающиеся рисунками стены.

– Да, мне нравится писать руки, – ответила она. – В них