Трудности работы авантюристом - Кутагава Рюясаки

— Ладно. Я помогу тебе, хотя это всё кажется…

Злость не могла заглушить страх перед неизбежным, как бы он не пытался. Чтобы не думать об этом, Генти посмотрел на ворота и задал очевидный вопрос:

— Но как мы откроем их?

Джорджи обернулся, окинул взглядом массивную деревяную жердь.

— Никак, попробуем перелезть. Подсади-ка меня!

Джорджи прислонился к воротам, приподнял кверху здоровую ногу и опираясь на неё, как по лестнице, приподнялся чуть выше, но дальше всё остановилось, потому что Джорджи пришлось опираться на больную ногу, чтобы подняться выше.

Генти подбежал к нему, и схватив руками за бёдра Джорджи помог тому подняться. Дозорный завис на верхушке и свесил книзу руку. Гент ухватился за неё со второй попытки, чуть не скинув Джорджи вниз, тот захрипел, покачнулся, но с силой дёрнул вытянул Лапоуха наверх и они оба свалились… но уже с другой стороны ворот, перевалившись в снег.

У Генти тут же обожгло лицо, и он вскочил, стирая с лица снежные комья. Джорджи уже стоял рядом и смотрел в темноту. Их глаза не сразу привыкли к ночной мгле. Пусть в поселении и не было магических светочей и гномьих фонарей на природном газе, однако у вышки всегда горело пару факелов, что давали тусклый, чадящий, но всё же свет.

За воротами же было темно. Очень. На небе ни зги не видать. Месяц светился очень тускло, и был едва видим за тучами.

— Слушай, надо убираться отсюда поскорее, но я не могу нормально идти, Лапоух… подсобишь?

Генти молча нырнул дозорному под плечо, и они пошли вдвоём, Джорджи опирался на Лапоуха, и так почти не мычал от боли и двигался весьма сносно.

Генти думал о том, какая же эта безумная вещь – что они ночью в лесу, вдвоём, убегают из поселения. Хотя совсем недавно у них в округе пропал целый отряд охотников, и их тела так и не нашли.

— Джорджи…

— Да?

— А что если клирик ошибся…

— В чём?

— Ну, а что, если тварь, которую клирик… ну того… сжёг. А что, если она… не та же тварь, что охотников поубивала?

— Знаешь, а ты умнее чем кажешься, Лапоух.

Генти запнулся и они чуть вдвоём не полетели в снег, который и так достигал им колен, и чем дальше они шли, тем холоднее становилось, хотя тени вокруг них теперь различались более отчётливо и можно было разобрать среди них скрюченные деревья, тёмные ямы, и пологие склоны.

Генти остановился, поражённый похвалой, в то же время нехорошее подозрение закралось у него в груди.

— А п-почему?

— Потому что ты догадался. А ведь никто другой не допёр… даже клирик уехал, так и не узнав.

— А-а… чч-чего?

— Ну, того, что перевёртышей было двое.

Нехорошее предчувствие в груди похолодело. Генти повернулся лицом к Джорджи и схватил того за плечи.

— Откуда ты знаешь?!

— Ну как откуда…

Мимо пронёсся ветер, больно жаля в лицо острыми ошмётками снега. А голос Джорджи вдруг сделался хрипловатым шёпотом, он склонился к Генти поближе, и обдав того тёплым дыханием, выдал:

— Я и есть второй перевёртыш!

Генти вскрикнул, и оттолкнув Джорджи попробовал убежать. В груди его всё колотилось. Тело не слушалось его, ноги тряслись, он то и дело падал на колени в снег, загребая холод в ботинки, он как можно быстрее бежал к стене поселения, гадая о том, поспевает ли за ним тёмная тварина… но вдруг Генти остановился. Он услышал позади себя захлёбывающийся хохот, и невнятные увещевания:

— Погади ты… да пога… а-ха-ха-ха… да постой же ты! Я по-хаха-ха… пошутил!

Лапоух ощутил, как к ушам приливает кровь. Он быстро развернулся и угрожающе двинулся обратно, желая придушить дозорного, что так глупо его одурачил.

Чуть позже, когда их конечности застыли настолько, что они не могли нормально сжимать пальцы, без острых уколов и вялости тела. Они окопались в одном из пригорков. Окопались буквально, отгребая в стороны пучины снега, они вырыли для себя небольшую ямку, в центре которой сложили крошечный костерок. Веток у них было совсем немного. Их добывал Генти, точно так же, как и бересту для растопки. К счастью, у него имелся с собой небольшой кривой ножик, одно из преимуществ работы на кухне, там не редко приходится кромсать что-то на всех и Генти, как поварёнку, вручили лезвие. А у Джорджи имелось кресало, и с третьей попытки им удалось разжечь крошечный костерок. Они специально выбрали место пониже, чтобы ветер не затушил пламя.

Они тут же протянули руки к огню, стараясь отогреть немые пальцы. На лицах обоих разгорались две довольные улыбки. Но стоило Генти взглянуть на дозорного, как с лица его сразу же спала вся радость, и он весь недовольно нахмурился и что-то пропыхтел про себя, явно проклинающее.

— Да ладно тебе! — предпринял попытку примириться Джорджи, и тронул Лапоуха за коленку, тот тут же отодвинулся. — Ну подумаешь пошутил немного… ты так напуган был, что я просто не удержался…

Джорджи вспомнил вскрик Лапоуха и то, как Генти судорожно от него улепётывал… и чуть вновь не захлебнулся в смешке, вовремя подавив его при виде очень недовольного взгляда, направленного на него исподлобья парнишки.

Дозорный на миг вспомнил себя в четырнадцать лет. Как ему тяжко приходилось доказывать своё право на жизнь, и как часто жестоки с ним были взрослые, что не жаловали никогда грязных сирот. Воспоминания надавили на больное, в голове у дозорного промелькнули пару последних дней, и крик Киры о том, что он их всех погубил… много ли изменилось со времён его детства? Люди всё так же жестоки и злы, и всем всегда своя рубаха ближе к телу, чем чужая. Но он-то таким быть не хотел.

И не будет.

Джорджи достал из-за пазухи тёмный комочек, что не пищал, и почти не шевелился. Отрыжка заснула и мирно сопела, дыша как-то странно, всем телом. То и дело подрагивая. Он протянул её Генти.

— На, возьми Отрыжку… с ней теплее.

Генти смотрел на него недоверчиво пару мгновение, но комочек взял. Умилительно посмотрел на спящее чудо и оттопырив драный ворот тулупа, аккуратно пристроил Отрыжку у груди с внутренней стороны. Затем он хлюпнул носом, утёр выбежавшие сопли и тихо сказал:

— Ладно, забыли…

Джорджи молча пялился в костерок. А над их головами шумел ветер.

Проснуться