Зимние интриги - Алекс Хай

Я, конечно, мог бы возразить, сказать, что всё, что он сейчас рассказывает, — это просто теория. Наши магусы давно ходили кругами вокруг этого предположения — все кумекали, как можно подружиться с энергией Искажений. Но успехов не было.

Но Стагнис-Толстой не был человеком, который строил бы песочные замки на зыбкой почве. Он говорил об этом с такой уверенностью, что мне не хотелось спорить.

— Я посвятил этому свою жизнь, — продолжал он, словно оправдываясь. — Все эти годы я искал способы взаимодействия с Искажениями, их скрытые структуры. Ты знаешь, как они устроены у нас в мире — всегда следуют своим закономерностям. Но здесь всё иначе. Магия слабее. Законы искажены. И энергия Искажений — она… Немного другая. Её можно будет использовать, если правильно подойти к делу. Я уверен в этом.

— И как ты себе это представляешь?

— Если удастся овладеть этой энергией, мы сможем продлить жизнь… Множество лет. Или даже вообще лишиться смерти. Это больше не будет чем-то невозможным. Я хочу, чтобы мои дети жили дольше…

Я замолчал. Идея была, мягко говоря, революционной. Она бросала вызов всему, что я знал.

— Стагнис, мы всегда работали над тем, чтобы закрывать аномалии, а не дружить с ними. Ты же знаешь, сколько разрушений они приносят. Ты сам видел и погиб от такой. Это слишком опасно даже в этом мире.

Он кивнул и улыбнулся.

— Именно поэтому энергия Искажений должна быть абсолютно управляемой, Алексиус! И я собираюсь добиться этого. Я уже провёл несколько экспериментов, результаты которых вполне обнадёживающие. Но ещё рано говорить о конечном успехе. Однако я уверен, что мы с тобой можем добиться большего, если будем работать вместе. Ведь ты, как и я, носитель уникальных знаний…

Я почувствовал, как в груди что-то сжалось. Мы оба знали, что подобные действия могли повлечь за собой не только личную выгоду, но и колоссальные последствия для всего мира. Но Стагниса это явно не смущало.

А я слишком ненавидел Искажения, чтобы так быстро поверить в их потенциальную пользу.

— Твои наработки мне очень интересны, — сказал я сдержанно. — Я бы с удовольствием познакомился с результатами твоих экспериментов. Если это что-то стоящее… Что ж, можно обсудить.

Толстой-Стагнис улыбнулся с явным облегчением.

— Отлично! И мне потребуется твоя помощь в организационном вопросе. Великая княжна Марина, как ты сказал, заинтересована в моей лаборатории. Конечно, я не буду показывать ей свои внештатные проекты, но финансирование и правда нужно. Она сможет выбить его для меня?

— Конечно, — сказал я. — Если Марина Фёдоровна согласится на сотрудничество, то убедит великого князя выделить деньги. Или профинансирует сама.

Кофе в моей чашке стал холодным, и я отпил последний глоток, отставив чашку на стол. Время подходило к концу. Толстой поднялся с места и протянул мне руку.

— Я рад, что мы воссоединились, Алексиус. Этот путь будет непростым, но, уверен, вместе мы сможем сделать то, что в этом мире считается невозможным.

Я встал и пожал его руку. Стагнис все же сильно изменился. Я видел в нем старого друга, но в следующий миг переставал его узнавать. Тридцать пять лет в этом мире и правда здорово его поменяли.

Я прощался с ним в смешанных чувствах. С одной стороны, я был рад, что восстановил его доверие. Это было как возрождение, начало новой главы в жизни. С другой стороны, никак не мог избавиться от ощущения, что Толстой был не до конца откровенен со мной.

Едва я добрался до машины, как в кармане зазвонил телефон. Я уставился на экран: Ида Юсупова.

— Здравствуй, Ида, — выдохнул я в трубку.

— Ты дома?

Голос Иды был напряжен. Что-то случилось?

— Нет, в городе. На Фонтанке. Что стряслось?

— Можешь заехать к нам на Мойку? Нужно поговорить.

Как я люблю все эти «нам нужно поговорить». Никогда не знаешь, каких новостей ожидать — признания, что девушка случайно пролила кофе на важный документ, или катастрофу вселенского масштаба.

— Через пятнадцать минут буду, — ответил я.

— Хорошо. Спасибо.

Ида повесила трубку. На нее такая форма общения была совершенно не похожа. Во-первых, Ида не особо любила болтать по телефону, предпочитая писать сообщения. Если позвонила, значит, что-то важное. Во-вторых, мне очень не понравился ее голос. Княжна обычно прекрасно держала себя в руках. Но раз позволила голосу дрожать, значит, и правда случилось что-то знаменательное.

Я сел в «Ирбис» и завел двигатель.

— Ну, Барсик, не подведи…

Барсик не подвел. Я домчался до Юсуповского дворца на Мойке всего за десять минут, и еще минут пять искал место для парковки в их внутреннем дворе. Автопарк Юсуповых был настолько обширным, что эта коллекция заняла все пространство.

Двор уже был освещён желтым светом фонарей, и я заметил, как Феликс младший, высокий молодой человек с решительным выражением лица, вышел на крыльцо мне навстречу.

— Быстро примчался! — Он пожал мне руку и пригласил войти. — Добрый вечер, Лёша. Ты уж извини, что все так спонтанно.

— Что же случилось? Ида в порядке? Мне не понравился ее голос.

Молодой Юсупов немного замедлил шаг и ответил уже тоном, в котором сквозила явная озабоченность:

— Ида в порядке. Но… — он замолчал, как будто искал нужные слова. — Сегодня она едва не убила человека. Едва успели оттащить. Впрочем, я не могу ее за это осуждать.

— Ты в курсе, что не делаешь ситуацию понятнее, Феликс?

— Я не уполномочен о ней рассказывать.

Мы поднялись на второй этаж и вошли в одну из роскошных гостиных дворца. В комнате уже сидели князь Феликс Феликсович и его супруга Лионелла Андреевна, оба в одежде для приемов.

Я вежливо поприветствовал их, и Феликс Феликсович старший сразу встал, с улыбкой подавая мне руку.

— Алексей Иоаннович, добро пожаловать! — его голос был тёплым, но в нём чувствовалась определённая нервозность.

Я поклонился и поцеловал руку Лионелле Андреевне. Она, как всегда, была очаровательна, но её глаза, в отличие от привычной безмятежности, теперь искрились какой-то тревогой.

— Алексей Иоаннович, — тихо сказала она, — пригодилась ли моя помощь?

Я ответил как мог, коротко, но искренне:

— Ваша помощь была неоценима, Лионелла Андреевна. Ее превосходительство вам очень благодарна.

— Я удовлетворена.

Это немного развеялось её