Красавчик. Часть 2 - Андрей Анатольевич Федин

Я не увидел на лице прадеда и намёка на улыбку. Усмехнулся, развёл руками.

Сказал:

— Дед, ну ты даёшь. Почему ты вчера мне об этом не сказал? Я бы сразу всё сделал!

Сан Саныч вновь хмыкнул. Потянулся за новым бутербродом.

Я вздохнул и спросил:

— Что теперь? Возвращаться к Лебедевой? Сейчас?

Мой прадед покачал головой.

— Ты меня не понял, Сергей, — произнёс он. — Нам хватит одного платка с кровью твоей Алёны. На других платках будет другая кровь. Там будет кровь тех людей, чьи жизни ты обменяешь на жизнь Лебедевой.

Глава 6

За кухонным окном кричали птицы, шелестела листва на ветвях кустов и деревьев. Эти звуки почти заглушили звучавшие во дворе детские голоса. Юрий Григорьевич и Сан Саныч синхронно подняли со стола чашки с кофе, сделали по глотку. При этом они не спускали глаз с моего лица. Прадед смотрел на меня внимательно, серьёзно. Он выглядел сейчас будто учитель, который гадал: усвоил ли ученик его урок. Глаза Александрова иронично блестели. Сан Саныч рассматривал меня с интересом и не скрывал веселье. Он не надкусывал бутерброд, словно ждал продолжение удачной шутки.

— Повтори ещё раз, дед, — сказал я. — Что тебе нужно?

— Мне нужны ещё два пропитанных кровью платка, — ответил Юрий Григорьевич. — Кхм. Такие же, как тот, который ты вчера нашёл у меня в сейфе. Они нужны, что бы я выполнил твою просьбу: исцелил Елену Лебедеву. Как только получу эти платки — твоя Алёна станет совершенно здорова. Как я и обещал тебе, Сергей. Вон, Саня не даст соврать.

Александров всё же надкусил бутерброд и с полным ртом промычал:

— Угу. Э… ам. У… эт.

— Ты образованный человек, Сергей, — произнёс Юрий Григорьевич. — Кхм. Окончил университет. Наверняка помнишь, что такое закон сохранения энергии. В нашем случае он звучит так: если где-то прибыло, то где-то в это же время убыло. Прошу прощения за упрощение. Но так тебе будет понятнее. Если Лебедева получит здоровье и жизнь, то кто-то их обязательно потеряет.

Мой прадед пожал плечами и шумно отхлебнул из чашки.

— Сергей, ты уловил логику? — спросил он.

Я хмыкнул и произнёс:

— Дед, причём здесь закон сохранения энергии? Ты вообще понимаешь, что говоришь? «Убыло, прибыло»…

Я покачал головой.

Сан Саныч прожевал, указал на меня надкусанным бутербродом.

— А как ты хотел-то, Красавчик? — сказал он. — Как в фильме «Старик Хоттабыч»? Чтобы Григорьич выдернул волосок из бороды и случилось чудо? В жизни так не бывает, Красавчик. Разве ты это ещё не понял? Ты уже не малец. Соображать должен, что у всего в этой жизни есть своя цена. В том числе: у хороших и благородных поступков. Как тебе ценник за жизнь Лебедевой, Красавчик?

Я повернулся к прадеду.

Тот придвинул к себе тарелки с нарезкой, намазывал на хлеб сливочное масло.

— Что ты имел в виду, дед? — спросил я. — Только не нужно законов физики. Что такое закон сохранения энергии я помню. А вот ты, похоже, его значение не понимаешь. Обойдёмся без умных фраз. Поясни своими словами. Какие платки тебе нужны? Зачем? Чья кровь на них должна быть? Где я эти платки возьму? Что ты намерен с ними сделать?

— Кхм.

— Я говорил тебе, Григорьич, — произнёс Александров. — Это никакой не закон сохранения энергии. Это больше похоже на закон сообщающихся сосудов. Я его в школе проходил, точно помню. Григорьич, ты ведь тоже льёшь из одного сосуда в другой. Разве не так? Или это я про закон Архимеда вспомнил? Там тоже про какую-то жидкость было, да?

Алексанров покачал головой, взглянул на меня.

— Вот она старость, Красавчик, — сказал он. — Всего пятьдесят лет. А память уже не та.

Сан Саныч вздохнул и сунул в рот бутерброд.

— Для лечения Лебедевой мне понадобится три пропитанных кровью платка, — сообщил Юрий Григорьевич. — Один платок с кровью Елены Лебедевой. Два других — с чьей угодно кровью. Лишь бы только те люди сейчас были живы. Только учти, Сергей: те двое, чьей кровью ты пропитаешь ткань, умрут. Вот такое вот оно моё волшебство. Кхм.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Соотношение спасённых к убитым при использовании моей способности два к одному, — сказал он. — Невесёлая математика. Но иначе у меня не выходит. Я пробовал. Вон, Саня не даст соврать. Меньше, чем два к одному не получается. Похоже, что эффективность моих действий плоховата. Потому что половину энергии я теряю. Вопреки тому самому закону.

Мой прадед развёл руками.

— Потому и происходит такой относительно неравноценный обмен энергией. Мы с Саней компенсируем его за счёт выбора личностей пациента и доноров. Во время войны с этим у нас проблем не было. Я со спокойной душой менял две жизни фашистов на одну жизнь советского солдата. Благодаря Саниной помощи. Теперь ситуация изменилась.

Юрий Григорьевич положил на хлеб (поверх слоя масла) сыр и колбасу. Поднял на меня глаза.

— Приятно быть спасителем, Сергей, — сказал он. — Кхм. Проблем с кандидатурами для исцеления моим волшебством не бывает. Вон их сколько сейчас у меня в больнице. Выбирай любого. Все — прекрасные и достойные люди. Вот только где я для каждого из них раздобуду двоих недостойных? Это тогда, в войну, каждый пленный немец казался нам врагом.

Сан Саныч кивнул.

— Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет, — пробубнил он.

— Сейчас иные времена, Сергей, — сообщил Юрий Григорьевич. — У нас в стране нет разделения на врагов и друзей. Точнее, все советские граждане наши друзья. Как выбрать из всех этих «друзей» двоих, кто отдаст жизни для исцеления нужного тебе человека? Мы с Саней подобрали пока лишь один критерий. Но люди, подходящие под него, встречаются нам нечасто.

— Какой критерий? — спросил я.

Александров хмыкнул, активно заработал челюстями.

— Критерий простой, — ответил Юрий Григорьевич. — Под него подпадают люди, которые перестали быть людьми. Как тот человек, чью кровь я сейчас храню в сейфе. Помнишь платок, который ты позавчера нашёл «поиском»? Владелец той крови сейчас жив. Пока. Советский суд не так давно приговорил его к высшей мере социальной защиты.

— Упырь он, — пробубнил Александров.

— Тот человек, — произнёс мой прадед, — я сознательно не называю его имя, приговорён к смертной казни за убийство пяти человек…

— Шести, — сказал Сан Саныч.

Он стряхнул с пальцев крошки и взял с тарелки очередной кусок хлеба.

— Кхм. Да. Наш советский суд уже приговорил его к смерти. Постановление окончательное и обжалованию не подлежит. Поэтому мы с Саней раздобыли его кровь. Она