Стяжатель - Валерий Михайлович Гуминский

его чувствуешь, значит, разыщешь, — Кузьма полководческим жестом вытянул руку. — Иди первым. Хочу своими глазами увидеть такое чудо. Я, к примеру, не смог его найти самостоятельно, когда впервые сюда с батей заявился. Без нужного артефакта не найдешь.

— Неужели невидимый? — хмыкнул Полозов, также старательно поглядывая по сторонам. Ему почему-то казалось, что хранители храма отводят глаза чужаков с помощью каких-то магических заклятий, а значит, нужно использовать хитрые мнемонические приемы, чтобы разглядеть его среди заснеженных холмов.

— Кому как, — загадочно улыбнулся Кузьма и нетерпеливо кивнул, предлагая двигаться, пока солнце еще стояло над верхушками деревьев.

Никита призадумался. Случайно ли Мещерин сказал об артефакте? Не о медальоне ли речь идет? Стало интересно испытать свои возможности иным способом, а не надеясь на разнообразные магические атрибуты. Он на мгновение замер, закрыв глаза. Так было легче настроиться на энергию Алтаря, который находился где-то неподалеку, судя по насыщенному магическим фоном пространству. Очень сильно насыщенному. Жрецы, судя по всему, используют свои техники прикрытия, и обычный человек ни за что не сможет найти древний храм.

Волхв кивнул. Переполненный Силой, он решительно шагнул в сторону молодого ельника, похожего на стайку ребятишек, столпившихся у ног каменных великанов-отцов. Подлесок вытянулся полумесяцем вдоль полянки, закрывая темные бока гранитных вывалов, между которыми должна идти к вершине невидимая сейчас тропка. Она там просто обязана быть, даже если существует магический отвод.

Не обращая на шумящие кроны елей и пихт, скрип снега под ногами идущих следом Олега и Кузьмы, на их дыхание, Никита как будто получил привязку по компасу, ощущая тонкую вибрацию эфирных волн, и уже не отворачивал в сторону, умело лавируя между камнями и мелкорослым стлаником. Ощущалась не тропа, а направление, двигаясь по которому новоиспеченный Князь все сильнее и сильнее чувствовал мощь Алтаря. В какой-то момент Никита понял, что до сих пор идет с закрытыми глазами — настолько четко просматривалась дорога под снегом в ином диапазоне зрения.

Ближе к вершине гривы снега стало меньше, а кое-где северные ветра и вовсе оголили каменистую поверхность, по которой сейчас шли трое мужчин. По-прежнему перед глазами мелькали редкие деревья и валуны. Грива плавно заворачивала вправо; высокая гранитная стена, на которой неведомо как росли чахлые березки и щуплые ели, перекрывала дальнейший путь. Впрочем, легко было уйти совсем в другую сторону, если бы пару минут назад Никита не свернул именно сюда, а продолжал идти по склону, медленно отворачивая против часовой стрелки. Почему? Да потому что видел конечную цель, и сбить его какими-то фокусами вряд ли получилось бы.

Никита остановился. Дальше идти смысла не было. Их путешествие закончилось. Пещера, уходившая вглубь скалистого выступа, оказалась рукотворной. Аккуратно прорубленный вход; мощная дверь из лиственничных плах укреплена железными полосами; стертая за многие сотни лет каменистая поверхность перед пещерой, превратившаяся в удобную площадку; пылающий в двух жаровнях огонь и стоящий между ними худощавый седой жрец в длинном плаще — внезапно Никите показалось, что перед ним возникла тень древности, слепок жизни из той поры, когда к этому храму приходило куда больше паломников, чем в последние двести лет. И страж Алтаря, как и прежде внимательно вглядывается в каждого, кто желает прикоснуться к Небесному Камню.

Его лицо как само застывшее время — жесткое, обветренное и с глубокими морщинами, схожее с потрескавшейся корой дерева. Лоб жреца перехватывает широкая тесьма с ведическими рунами, длинные волосы сплетены в замысловатую косицу, которую треплет ветер.

В правой руке старик держал крепкий посох с похожими рунами, а сам он в черном плаще казался незыблемой гранитной скалой, где заканчивался путь Никиты к Алтарю.

— С прибытием, славный воин, — почти беззвучно зашевелились губы жреца, но его слова ударили по барабанным перепонкам Никиты. — Какая необходимость привела тебя сюда? По своей ли воле стремишься к Алатырь-камню?

— По своей воле и в здравом уме, — показав жестом, чтобы сопровождающие его спутники оставались на месте, волхв сделал несколько шагов вперед и почтительно склонил голову. Языки пламени в жаровнях взметнулись вверх, тревожно загудели. — Без принуждения и чужой воли. Я хочу побрататься с другом.

— Человек, пришедший с тобой, мнит себя твоим другом, — жрец даже не поморщился, когда особо сильный порыв ветра швырнул в его лицо снежную пыль. — Но ты сам веришь ему, добровольно открывая свое сердце? В здравом уме хочешь смешать свою кровь с его кровью без колебаний?

— Он и есть мой друг, в прошлом и настоящем, — твердо ответил Никита, не оборачиваясь. От Полозова исходило невероятное напряжение, и волхв это чувствовал. Захочет сейчас жрец прервать церемонию — никакие уговоры и слова не помогут изменить ситуацию. Олег испытает величайшее унижение в своей жизни и допустить этого было нельзя. — И даже в грядущем. Я без колебаний доверю ему своих детей. А они самое дорогое, что есть у меня.

Старик проницательно взглянул на замершего Полозова, едва заметно качнул головой и бесстрастно сказал:

— Он не воин-защитник. Его сила и храбрость направлены на иные поступки, не самые благие.

— Как и мои, — не дрогнув, признался Никита. — Я тоже не всегда совершал благие поступки, и готов дальше делать то же самое, не колеблясь. Каждый из нас несет в душе свет и тьму, и кто может отделить их друг от друга, кроме богов? Нет такого человека. А раз боги умеют видеть истину, я прошу Перуна вынести справедливый приговор. Пусть он примет нашу клятву перед Алтарем. Если друг не чист сердцем, да сожжет его Перун чистым пламенем. Могу ли я, будучи неуверенным в помыслах и поступках друга, рисковать его жизнью? Выходит, моя уверенность сильна настолько, что я беру ответственность за две жизни.

Никита так и не отделался от мысли, что находится в седой древности, а боги, которые еще ходили среди обычных людей, с интересом наблюдают за странным ритуалом. Откуда-то появлялись нужные слова, крепла уверенность в благополучном исходе дела, необычайная легкость и эйфория переполняли душу. Здесь, за его спиной незримо присутствовала мама, Патриарх и вся родня. Их поддержка и любовь ощущалась столь остро и ярко, что молодой волхв с трудом сдержал слезы, огнем выжигавшие глаза. А может, это лишь ледяной ветер, бивший в лицо…

Жрец с легкой оторопью наблюдал за аурой новоявленного Князя, усиливающей свое свечение; появившийся яркий нимб набирал силу, переходя из алого в белый цвет спектра, видимый даже при свете дня. Разом прекратился ветер, пламя в жаровнях загудело ровно, набирая мощь, хотя дрова почти уже прогорели.

Впервые за долгие годы рука старого хранителя Алатырь-камня, как его почтительно прозывали