"Зарубежная фантастика -2024-11. Книги 1-19 - Дэвид Фридман Джерролд

– Я выдержу боль, но спать не хочу.

– Не могу. Так положено. Иначе ты умрешь.

– Джим… – Он кашлянул, и я испугался – кашель походил на предсмертный хрип. – Джим… убери ампулу.

– Нет, Дьюк, я этого не сделаю.

Дькж закрыл глаза, и мне показалось, что он снова за-1 снул, но вдруг он опять уставился на меня и тихо позвал:

– Джим. – Да, Дьюк?

Он быстро терял силы, мне пришлось почти прижаться к его лицу. Он прошептал:

– Чтоб тебя…

Его веки сомкнулись, и он снова погрузился в сон. Лиз отложила дисплей.

– Аппарат его отключил. Он переутомился.

– Дьюк ненавидит лекарства. Боюсь, потом мне долго| придется просить у него прошения. – Я сообразил, чтс опять оправдываюсь. – Простите, это по привычке.

Лиз не улыбнулась.

– Чего вы боитесь? – А?

– Можете вынуть ампулу, если хотите. Я замотал головой.

– Нет, не могу. Если нам суждено быть заживо съеденными, пусть он лучше ничего не знает.

Лиз внимательно смотрела на меня.

– Об этом я и толкую. Это лишь первый этап.

– Какой этап?

– Решать за других. На следующем этапе решают, можно ли другому человеку жить или он должен умереть. Вы понимаете, куда это ведет? Помнится, кто-то долго ныл по этому поводу.

– Да, но… – Я поднялся на ноги и залез в фонарь над Дьюком. – Совсем другое дело, когда решаешь ты лично. Я не прав?

Она ответила не сразу, а смотрела на меня, словно прикидывая.

Наконец я не выдержал:

– Ну давайте же! Говорите! Она медленно покачала головой:

– Не стоит. Вы знаете, что я скажу.

– Нет, не знаю.

– Нет, знаете.

– Боже, как я не люблю подобные разговоры. Она вздохнула.

– Это не важно. Мне просто хотелось знать, удовлетворит ли вас такое оправдание.

Я повернулся к ней спиной, раздвинул шторки и уставился на насекомых. Под полуденным солнцем они стали еше активнее. Я облился потом. Продолжать разговор не хотелось – Лиз была права.

Грудь болела все сильнее. Господи, пусть мне будет еще хуже…

В. Как хторранин поступит с медведем-гризли?

О. Трахнет его.

22 ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ

В основе любой жизни лежит смерть. Нельзя существовать, не поедая кого– то.

Даже фотосинтез использует энергию тепловой смерти Солнца. Человечество – не исключение. Бальзамирование обманывает не могильных червей, а всю экосистему – и то временно.

Соломон Краткий

К концу дня насекомые очистили от пудры стекло фонаря, и теперь можно было рассмотреть их.

Косые лучи вечернего солнца освещали вертолет сзади, и только розовые прожилки на прозрачной башенке напоминали, что еще недавно вертушка была засыпана.

Крошечные насекомоподобные организмы выглядели крупинками. Приходилось сильно напрягать зрение, чтобы вообще увидеть их. Лишь у некоторых, более крупных, просматривались какие-то неясные детали.

– У вас есть видеокамера? – спросил я Лиз.

– Да, парочка в запасе имеется.

– Дайте-ка одну, пожалуйста. Она принесла камеру.

– О, да это «Сони»! Отлично. Хоть раз в жизни армия не позарилась на дешевку. Сейчас я вам кое-что покажу. Фокусное расстояние у этой штуки можно сделать очень коротким. В университете мы использовали видеокамеры как переносной микроскоп.

Я покрепче уперся локтями и, глядя сквозь окуляр камеры на насекомых, настроил ее. Освещение было отличное – лучи заходящего солнца падали сбоку. Изображение получилось четкое: белесые личинки были видны как на ладони. О Боже, да ведь это… Я узнал их. Чувство было такое, будто я хлопнул стопку крепчайшего ирландского виски.

Я захихикал.

– Что это вас так рассмешило?

Меня действительно разбирал такой смех, что я вывалился из фонаря, закашлялся и осел на дно, пережидая, пока пройдет приступ. Я кашлял так сильно, что легкие, казалось, вот-вот вывернутся наизнанку. В груди полыхал костер. Кашель усиливал боль, а та, в свою очередь, вызывала новые приступы кашля. Я задыхался, однако все постепенно прошло. Лиз испуганно смотрела на меня.

Жестом я показал, что со мной все в порядке, и натянул кислородную маску. Все мое тело по-прежнему было набито розовой пудрой, но что-то изменилось. На меня вдруг снизошло спокойствие. Нет, скорее, я чувствовал себя на седьмом небе, почти что витал в облаках. Я как бы видел свое ставшее прозрачным тело. Может быть, в мою кровь поступила свежая порция адреналина или мои эндорфиновые рецепторы потеряли чувствительность, а может, у меня атрофировалась нервная система? Но что бы это ни было, больше ничего не болело.

И кроме того, меня постоянно разбирал смех. Только теперь я понял, какая глыба напряжения и страха свалилась с плеч. Одышка перешла в глухое отрывистое хихиканье. Вероятно, я смахивал на сумасшедшего. А может быть, и впрямь сошел с ума?

– Маккарти! – Лиз встревожилась не на шутку. – Что с вами?

Я перекатился на бок, встал на четвереньки и, выждав, когда дыхание восстановится, поднялся на ноги.

– Пойдемте, я вам покажу.

Лиз довела меня до кресла. На верхней половине переднего стекла виднелись насекомые. Я передал ей камеру.

– Посмотрите. Узнаете?

Она прижала объектив к стеклу и приникла к окуляру.

– Нет.

– Разве? Вы же видели слайды на докладе доктора Зимф.

– Может, вы прекратите паясничать и просто скажете, что это такое?

– Да ведь это ершики! Абсолютно безвредны для человека! Они да сахарная пудра – единственные хторран-ские виды, которые не опасны для нас. А мы целый день прячемся в этой консервной банке и дрожим от страха! Завтра к утру они очистят нам всю вертушку. На ней не останется ни одной розовой крошки. – Я был не в силах стереть с лица широкую, от уха до уха, улыбку законченного идиота. – Теперь все будет в порядке.

Лиз села в соседнее кресло. Кажется, она успокоилась и пыталась расслабиться.

– Нам точно не грозит никакая опасность?

– Ни малейшая. Я чувствую себя как выжатый лимон. Она рассмеялась.

– Это надо отпраздновать. Вы по-прежнему не хотите пива?

– Разве еще осталось?

– Холодильник у вас под ногами. Я открыл крышку.

– Боже мой! Нет, эта женщина явно привыкла путешествовать с комфортом.

Лиз умоляюще подняла руки:

– Разве можно заранее знать, что утонешь в сахарной пудре? Дайте-ка и мне одну… Спасибо.

Откинувшись в креслах и передавая друг другу камеру, мы наблюдали за неутомимой работой насекомых на стекле обтекателя.

– Вы ведь по специальности биолог? – спросила Лиз.

– Диплом я так