Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

— Ого!.. Спасибо большое.

— А там собак нет? — спросил Бурик.

— Да кто ж их знает… — сторож зевнул.

Собаки были. Несколько псин без ошейников, явно местные, которые и тяпнуть могут при случае… Мальчишки нерешительно остановились около древнего закопченного паровоза, красовавшегося на дальних запасных путях и зажатого спереди и сзади двумя вагонами от старых электричек.

— Класс… — выдохнули Бурик и Добрыня, завороженные видом старинной неподвижной машины, словно сошедшей с экрана кинофильма о прошлом.

Антонио подошел, погладил колесо, которое было выше его, и спросил:

— На таких повозках у вас раньше ездили, да?

— Не «у вас», а у нас, — назидательно ответил Бурик. — Пора тебе привыкнуть к тому, что ты давно уже с нами, а не «гость из прошлого».

— Да-да, конечно, — поспешно заверил его Антонио. — Просто мне интересно. А как оно… то есть она… ну, как вот это двигалось?

— Очень просто, — ответил Добрыня. — Вот тут — котел. — Он ткнул пальцем в округлые бока передней части паровоза. В нем нагревалась вода и паром толкала поршни. А поршни уже двигали колеса…

— Невероятно… — бормотал Антонио, поглаживая какую-то деталь возле колеса.

— А вон из той кабины все управлялось, — добавил Бурик.

Антонио уважительно посмотрел туда, куда указывал Бурик.

— Наверняка все внутри разворовано, — сказал Добрыня.

Бурик ничего не ответил. Ему ужасно хотелось подняться по железной лесенке наверх, посмотреть кабину, какая она внутри. Однако собаки вот… и люди какие-то — видимо, сторожа.

Увидев сторожей, Добрыня несколько приободрился.

— Пойду, попробую договориться, — сказал он Бурику и Антонио.

— Да ну их… — ответил Бурик. — Уж лучше так…

— Да-а? А собаки, между прочим, и под колесами пролезть могут…

— Ну хорошо, — рассудительно сказал Бурик. — Пошли к мужикам.

Самый старый (действительно сторож) уперся напрочь — не позволю, и все тут!

— Идите к диспетчеру, вон, на четвертый этаж.

— И пойдем, — с достоинством ответил Добрыня.

— Идите, идите!

— И пойдем! — повторил Добрыня. — А вы здесь оставайтесь.

Стараясь казаться гордыми и независимыми, мальчишки вошли в странное треугольное здание. В гулком прохладном вестибюле обнаружился лифт. Бурик ворчал.

— Ну чем нам поможет этот диспетчер? Прогонит только…

— А может, не погонит? — спросил доселе молчавший Антонио.

— Как же… Будет нам не паровоз, а кукиш!

— Cosa vuol dire «кукиш»? — тут же отреагировал Антонио.

Добрыня сложил из трех пальцев характерную комбинацию и молча протянул ее Антонио. Тот от неожиданности шарахнулся в сторону и наступил Бурику на ногу.

— Уй-я-а!.. — завопил Бурик, наполняя пустой вестибюль раскатистым эхом.

— Не, Саш, он так не понимает, — сказал Добрыня. — Ты уж объясни ему.

— А как я ему объясню, если сам не знаю, как это объясняется? Кукиш и кукиш. У нас в классе есть Анька Щербакова… — на этих словах Бурик запнулся и слегка покраснел. — Она вообще «корочница». Прикольная… Мы на основах экономики проходили какие-то определения. Она взяла и на перемене написала на доске, что кукиш — это кулак, сменивший силовые методы на экономические. А тут учительница вошла.

— И что?

— Да ну, как начала орать! Папу вызвала. Сказала, что у Аньки в голове только чернуха. А она… ну просто… приколистка.

— М-да… Ладно, не объясняй про кукиш. Потом поймет. Ого, мы же лифт не вызвали.

Добрыня подошел к лифту и надавил на кнопку. Она засветилась в полумраке вестибюля рубиновой каплей.

Двери лифта отворились. Мальчишки поднялись на четвертый этаж, дав Антонио нажать нужную кнопку.

На четвертом этаже друзья тыркнулись в несколько запертых дверей и, найдя наконец диспетчерскую, несмело постучали.

Диспетчерская оказалась огромным помещением, перегороженным невообразимых размеров пультом. У двери стоял широкий в плечах мужик, явно собиравшийся уходить. Увидев малолетнюю делегацию, он остановился, поднял брови и поинтересовался:

— Чем обязаны такому визиту?

— Мы это… — начал Добрыня.

— Здравствуйте, — перебил его Бурик. — Мы из железнодорожного кружка. К нам по обмену приехал из Италии представитель такого же кружка. Вот он. Его зовут Антонио Виральдини, он из Венеции.

Бурик указал на Антонио, тот торопливо закивал.

— Он очень хочет посмотреть паровозы. Русской конструкции… А мы слыхали, что у вас тут их… немножко есть. Ну и… вот. Ведь гостям нельзя отказывать. Тем более зарубежным.

— Итальянец, значит, — сказал мужик, критически оглядывая Антонио.

— Самый настоящий, — заверил его Добрыня. — Натуральный! Антошка, скажи ему.

— Ну ладно, ладно… — сжалился мужик. — А на какой паровоз вы хотели посмотреть? На эти, что ли, развалины внизу?

— А… а разве еще есть? — в один голос спросили Бурик и Добрыня.

Мужик криво усмехнулся: «Пошли. Кружковцы…» По дороге он официально представился:

— Меня зовут Андрей Владимирович Баринов, я — машинист-испытатель первого класса… — тут его перебил могучий гудок.

Мальчишки инстинктивно присели.

— Что это?! — по-итальянски испугался Антонио.

Бурик машинально перевел. Получилось в меру эффектно — с этого момента машинист Баринов смотрел на всю компанию со значительной долей уважения.

— Легкие пробует, — пояснил он.

— Кто? — удивленно спросил Бурик.

— Сейчас сами увидите.

Они завернули за угол.

На рельсах, возле большого ангара, тяжко вздыхал и пыхал паром огромный черный агрегат с трубой, огромными колесами, угольной тележкой и массой непонятных приспособлений. На его борту красовалась надпись: «ЭУк699-74». Мальчишки обомлели…

— А сколько ему лет? — спросил Добрыня, глядя на паровоз круглыми глазами первооткрывателя.

— Двадцать девятого года рождения, — последовал ответ. — Так что считай сам. У тебя по математике что?

Добрыня слегка смутился.

— Примерно то же, что и по истории… — он не любил разговоров на эту тему.

Андрей Владимирович понимающе засмеялся упругим баритоном и взъерошил добрынины патлы.

— Понятно…

Добрыня посмотрел на него умоляюще.

— А можно мы… ну… это… А? Хоть немножко…

Из кабины высунулась светлая вихрастая голова: