Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

разрабатывать, пусть пока и в теории. Еще в 1898 году французские физики Мария Склодовская-Кюри и Пьер Кюри обнаружили в минерале урана сильное выделение радиации. Так было открыто наличие огромной энергии в атомах радиоактивных элементов. В начале века британский ученый Эрнст Резерфорд сделал важные открытия о радиоактивности и теории строения атома, открыв альфа- и бета-излучения и определив понятие периода полураспада. Он же предложил планетарную модель строения атома и первым подтвердил экспериментально теорию о превращении атомных ядер.

Правда, британские физики, последователи Резерфорда, Эрнест Уолтон и Джон Кокрофт первыми в мире смогли расщепить ядро атома, выделив из него энергию, только в 1932 году, а немцы Отто Ган и Фриц Штрассман смогли повторить их опыт в Берлине лишь в 1938-м. Но, это же не означало, что советские ученые не способны достигнуть этого раньше, тем более, имея заранее представление в каком направлении нужно продвигать свои научные изыскания. Ведь та самая формула Альберта Эйнштейна, которая легла в основу атомной бомбы, известна уже с 1905 года! Это же именно Эйнштейн вывел знаменитое уравнение E=mc2, означающее, что из расщепленного атома можно добыть огромную энергию. А если Советский Союз раньше других получит ядерное оружие, то и весь расклад сил в мире, разумеется, изменится! А если еще с помощью спецопераций выкрасть или ликвидировать заранее тех ученых, которые потом будут иметь отношение к американскому «Урановому комитету», к проекту «Манхэттен» и к аналогичному в Германии, то появятся реальные перспективы затормозить возникновение подобного оружия у капиталистических держав на долгие годы.

Глава 15

Несмотря на позднее время, Эльза находилась на боевом посту у себя в приемной. Впрочем, она теперь жила на службе вместе со мной. Вернее, мы с ней вместе проживали прямо на Лубянке. Поскольку здание, построенное по заказу страхового общества «Россия», которое изначально возводилось, как очень приличный доходный дом, власти еще не успели перестроить по специальному проекту, внутри к 1928 году еще сохранились на верхних этажах в первозданном виде очень даже неплохие апартаменты, которые высокое начальство берегло для собственных нужд, отчего они большую часть времени простаивали запертыми, почти не подвергаясь революционному опустошению и экспроприации предметов интерьера.

Пятиэтажное здание, построенное в последнем году 19-го века в стиле эклектики с элементами модерна и барокко, украшенное по фасаду лепниной и скульптурами, тремя башенками и даже часами, для своего времени считалось первоклассным. И, разумеется, внутри квартир этого дорогого доходного дома имелось все для комфорта, включая лучшую импортную сантехнику. В одно из таких уютных помещений, сохранивших прежнюю обстановку и все удобства, мы и удалялись с Эльзой ночью на отдых. С верхнего этажа открывался отличный вид на Москву. Имелся там и телефон, через который я вел срочные ночные разговоры, когда в них появлялась насущная потребность. А еду нам приносили прямо из столовой, которая теперь по моему распоряжению работала круглосуточно, как и все остальные предприятия и учреждения столицы.

После того, как я расстался с Аллочкой, мой служебный роман с Эльзой уже успел перерасти для нас двоих в полноценную служебную семью. Но, тем не менее, уединяться в апартаментах мы не спешили, а оставались на своих служебных местах до ночи. Чувство долга и происходящие события заставляли нас сосредотачиваться на своих обязанностях. И Эльза понимала это не меньше моего. Эта женщина стала для меня настоящим соратником и никогда не упрекнула бы меня, что долго задерживаюсь на службе. Ведь и она сама по натуре была такой же преданной нашей службе и, наверное, даже еще более самоотверженной, чем я, поскольку, в отличие от меня, являлась еще и убежденной революционеркой. Я же занимал гораздо более взвешенную политическую позицию, больше свойственную человеку из двадцать первого века. Впрочем, свои политические пристрастия, как и свое попаданчество, я пока успешно сохранял в тайне даже от Эльзы.

В тот вечер я ждал своего заместителя Глеба Бокия, обдумывая разговор, состоявшийся с Шапошниковым, и строя в своей голове самые невероятные планы преобразований не только советской действительности, а даже и мирового политического расклада. Только я прекрасно понимал, что планов у меня имелось громадье, а вот, чтобы воплощать их в жизнь, ресурсов было пока маловато. Да еще и проклятый мятеж, устроенный так не вовремя внутренними врагами, сильно мешал воплощению моих грандиозных планов переустройства. Впрочем, когда это мятеж бывает вовремя для властей? Скорее, всегда происходит наоборот…

Мои рассуждения прервал Глеб, немного припозднившийся, но все-таки прибывший по моему требованию на Лубянку. Бокий находился в курсе происходящего в стране и во власти, но все-таки выглядел немного озадаченным, что я выдернул его в контору на ночь глядя. Оказывается, он приехал прямо из театра, где Всеволод Мейерхольд в очередной раз предъявил публике свою постановку гоголевского «Ревизора».

— Ну и как тебе комедия? — спросил я, когда Глеб уселся напротив.

— Хлестаков хорош! — произнес он вполне искренне, отчего я понял, что спектакль моему заместителю понравился. А он продолжал делиться впечатлениями:

— Кстати, эта комедия весьма актуальна и для нашей системы. И у нас имеются те же недостатки чиновников, которые в царское время высмеивал Гоголь: глупость, жадность, наплевательское отношение к должностным обязанностям и страх перед проверяющими. Все это присутствует у нас на местах, хоть мы и строим коммунизм. И как с этим бороться, если все эти пороки коренятся в самой природе человеческой? Не сажать же нам каждого второго чиновника? Где других-то взять, чтобы честно служили?

Тут и я высказался:

— Не будут честно служить бюрократы до тех пор, пока на должностях соблазны имеются красть, взятки брать и махинации проводить за счет государства. Потому нам нужно стремиться выстроить такую систему управления, чтобы все эти соблазны исключить. А те аспекты чиновничьих соблазнов, которые исключить не удастся, должны попадать под такие суровые статьи и обеспечиваться такими проверками, что охота рисковать пропадет. Так что работы у нашей конторы и в этом направлении очень много. В белых перчаточках коммунизм построить не выйдет. Только перевоспитанием поколений и созданием нового советского человека, бескорыстного и с обостренным чувством социальной ответственности, можно добиться результатов. И вот когда каждый советский гражданин научится сначала думать о Родине, а потом о себе и станет сам погибать, а товарищей выручать, тогда и будет толк. А пока придется заниматься социальной дрессировкой и карать непослушных. Впрочем, Глеб, я вызвал тебя не для рассуждений о чистках аппарата от воров и мошенников, и даже не ради выведения новой формации Хомо Советикуса. Сейчас