Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— Стойте! Это бумеранг! — заорал он, катаясь по песку в крови. — Зеркальный диастимаг! Стойте!

Его товарищ держался за подбитый глаз, а другой продырявил себе ногу, прежде чем разбойники сообразили, в чём дело. Любое ранение, причинённое отцу, мгновенно возвращалось нападавшему.

— А мы по-хорошему просили… — закрывая нас серой головогрудью, прошипел папа. — Амайя, Эмбер! За мной!

Мы втроём кинулись наутёк вниз по дюне. Бежали без оглядки, хоть папа и хромал на три ноги. Одну прострелили, две порезали… Свой рюкзак он потерял в потасовке.

— Ты ранен, пересади Чиджи ко мне! — крикнула мама.

— Некогда! Они, похоже, решили проследить за нами.

От страха я еле удерживала облик имаго. Неприспособленные к пустыне, лапы вязли в мелких камушках. Три-четыре дюны спустя мы добрались до берега и глядели вниз с глинистого обрыва — скользкого, блестящего. Судя по налипшим ракушкам, граница воды была совсем близко. Вчера. Сегодня дно ухнуло вниз метров на десять.

— Сколько ещё до пологого спуска? — спросила мама, тревожно оглядываясь.

— Он должен быть где-то рядом, — пробормотал отец.

Карминцы бодро катились на своём навознике. Бизувий разгонялся нехотя, под ударами погонщиков он больше распускал дым, чем действительно бежал.

— Надо спускаться прямо здесь, — мама свесила передние лапы с обрыва.

— Амайя! Ты что! Бежим искать нормальный берег!

— Если мы полезем где удобней, они спустятся тоже и проследят до самого бункера!

Она нащупала выступ и перенесла вес тела вниз. Теперь легче было туда, чем обратно.

— Мам! Мама! — Чиджи соскочил с папиной спины, припадая к самому краю.

Мама была права. Уйти от преследования можно было только так, а не иначе. Я решила, что полезу второй и ждала, когда она доберётся до дна. Папа подсказывал, где выступы. Мама была на середине пути, когда небо загудело.

— Прочь от обрыва, эзеры атакуют! — папа вскочил и обернулся человеком.

Он потащил Чиджи за шкирку, но тот вцепился в камни и кричал, что без мамы не пойдёт. Вдвоём мы утащили его за холм. Дюнкеры тоже испугались воздушной атаки. Они бежали, а бизувий отбросил куль с барахлом. Носатые зверьки раскудахтались и тыкались клювами в песок.

Над нами сверкали карминские сквиллы. Они гоняли громадную стальную сороконожку. А та лавировала под ледяным куполом, теребя воздух сотней пар закрылков. Как сколопендра.

— Гломерида, — прошептал отец. — Эмбер, ты что, ещё паук⁈

— Ой.

Трёхметровая чёрная вдова очень уж привлекала внимание, и я превратилась. Чиджи весь трясся — боялся плакать навзрыд. Конечно, мама там, на скале, не могла обернуться прямо сейчас, иначе упала бы. Мы надеялись, что её полосатое тело не заметно с неба на фоне глины. Получив разряд из рельсотрона, гломерида захлебнулась гулом и рухнула на середину реки. В момент удара она свернулась баранкой, отскочила от земли и взлетела как ни в чём не бывало. Что?.. Неужели внутри остался кто-то живой?

Карминские сквиллы развернулись и пошли в лобовую. И вот один — пропал.

Засвистело нестерпимо, и в середину русла ударило. Сила была неистовая, тряхнуло ближние дюны, не обошло и нашу.

— Ляг! — заорал папа.

Но мне нужно было увидеть: куда упала сквилла? задела ли берег?

— Там мама!

— Ляг на землю!

Мы поняли сразу: это не выстрел. Это рухнул карминский штурмовик. Эзерам незачем было тратить бомбы. Они лепили их из кораблей противника, как шарики из фольги. Папа ткнул нас двоих лбами в песок:

— Не двигаться, поняли оба? Я туда и обратно!

И пополз к берегу, чтобы глянуть, как там мама. Гломерида эзеров заходила на новый круг. Карминский штурмовик отстреливался. Но одна его сторона вдруг начала мяться и корёжиться сама по себе. Его задело. Сквилла накренилась, начала падать — прямо туда, где висела мама. Куда только-только успел добраться папа… Свист падения резал слух.

Я зажмурилась.

Внезапно свист поменял тональность. Дюны тряхнуло. Нас с Чиджи присыпало галькой от макушки до пояса. Когда мы откопались, вокруг стояла тишина, и шпионской гломериды нигде не было видно. Она улетела восвояси. По всему берегу валялись тряпки, ветошь. Это шар с барахлом бедуинов развалился от ударной волны. Утёс, к которому нёсся подбитый штурмовик, обвалился и съехал в русло, но самого корабля там не валялось.

Как так? Он должен был расколоть весь берег.

— Эй! Вы где?

Мамин голос! Она соскользнула на дно русла вместе с глиной. Папа, Чиджи и я легко сползли по обвалу вниз. Гравий в дюнах здорово нас поцарапал. Но всё-таки мы остались живы, даже сохранили все лапы и могли наконец перейти реку. Метрах в двухстах от спуска зияла воронка. В центре неё, как жемчужина в устрице, лежал шарик: всё, что осталось от сквиллы. Получается, эзеры выстрелили ещё раз, секунды за две-три до того, как она прихлопнула бы маму с папой. Тогда сквилла коллапсировала и сменила траекторию падения. Такая вот вышла… ирония.

* * *

У нас остался один рюкзак на всех. Мой.

Мы пересекали русло по вязкой тине. Ноги чавкали, путались в водорослях. Тут и там валялась мёртвая рыба — та, что не взлетела с водой. Я боялась наткнуться на утопленника, но на пути встретились только останки парома, ходившего здесь до всего этого.

До другого берега было рукой подать. Карабкаясь вверх по глине, я вдруг превратилась в человека и ухватилась за грязь бледными пальцами. Всё. Сели мои батарейки. Мама подтолкнула сзади, и я рухнула на холодную гальку.

— Есть хочу.

Нам с братом достались последние два питательных батончика. Родители мучили синдикомы, из которых упорно лились щедрые посулы эзеров в обмен на наши шкуры и ничто иное. Воняло чем-то едким. Было пасмурно и зябко, но кое-где сквозь небесную твердь пробивались лучи.

— Смотри, радуга, — прошептал Чиджи.

Где-то далеко грохотало. Всякий раз я представляла, что это падают сжатые сквиллы, потому что из всей войны знала пока только два характерных звука: рёв воды и удары кораблей о землю. Представлять-то было попросту нечего. Чиджи приставал с одними и теми же вопросами:

— Ну что? Слышно? Слышно, пап? Тут плохо пахнет. Мама, мне холодно. Я не напился!

Никто не напился вдоволь, а ведь мы уже долго были в бегах. Ну, тогда для меня эти часов пятнадцать