Таких не берут в космонавты. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

Солнце уже минут пять как не показывалось за окном над крышами. Салон трамвая за пошедшие полчаса сначала заполнился пассажирами, затем снова почти опустел. Но рядом со мной на сидение так никто и не сел. Пассажиры теснились, но не мешали моему выступлению. Я ловил на себе их удивлённые взгляды, замечал их улыбки.

Ближе к конечной станции покинули трамвай девицы, слушавшие мой концерт с самого начала. Они махнули мне на прощание рукой, улыбнулись в ответ на мой воздушный поцелуй. Я видел, как они замерли на остановке и проводили трамвай печальными взглядами. До конечной остановки вместе со мной доехал всю дорогу вытиравший с лица пот мужчина.

Трамвай остановился, распахнул двери.

Я приглушил струны и громко объявил:

— Спасибо за внимание, товарищи! Удачи вам! Хорошего вечера!

Услышал аплодисменты, когда выходил на улицу.

* * *

На трамвайной остановке около Октябрьского рынка я побывал дважды, когда ездил к Серафиме Маркеловой. Поэтому представлял, что здесь и как, когда планировал нынешнюю авантюру. Вчера вечером я воскресил в памяти расположение фонарных столбов, домов, дорог и тропок. Прикинул возможные направления, с которых мог явиться сегодня к остановке Веня Морозов. Прикинул ещё в пятницу несколько вариантов «спасения» Зосимовой и её брата. Вот только все они выглядели авантюрными и ненадёжными.

Больше других меня устроил вариант, в котором я сломал бы сегодня утром Вене Морозову руку или ногу. Чтобы у того не возникла возможность напиться и поскандалить на остановке с пенсионером. Я просто явился бы субботним утром к дому Лены Зосимовой, встретил бы идущего на занятия в университет Вениамина. Дальше — дело техники. Хотя пришлось бы поднапрячься: на фотографии Веня Морозов выглядел не хилыми и не хрупким юношей. С момента того снимка он повзрослел ещё на два года.

Вот только, ссора с Морозовым грозила ссорой и с его сестрой — поэтому я вариант ссоры пока отверг. Как отбросил идею, которая призывала убрать с трамвайной остановки «того самого» пенсионера. Она выглядела нереальной ещё в процессе задумки. Теперь же я убедился, что нужного пенсионера точно не угадаю: к трамвайной остановке то и дело подходили люди, в том числе и пенсионного возраста. А точное время Вениного появления я по-прежнему не знал. Не бросаться же мне на всех возможных кандидатов!

Поэтому я прикинул, что дождусь Веню на трамвайной остановке. Несколько часов ожидания меня не испугали. Но изначально показались мне скучным делом. Вот я и задумал, что проведу уличный концерт. Решил: любая раздавленная сегодня бабочка повышала шансы Зосимовой на выживание. В той реальности, в которой я ещё в январе укатил в Москву, никаких концертов девятнадцатого февраля около Октябрьского рынка не было. Это значило, что моё выступление уже само по себе направит будущее в новую колею.

Решил, что убью таким поступком сразу нескольких зайцев (а нужные «зайцы» при этом выживут). Во-первых, подниму настроение явившимся к остановке гражданам (что уменьшит шансы на внезапный скандал). Во-вторых, займу самое выгодное для наблюдения за трамвайной остановкой место и точно не пропущу появление Морозова. А в-третьих, скрашу своё ожидание приятным занятием: пением. Тем более что выбор репертуара мне на этот концерт никто не ограничил (обойдусь без песен о Ленине).

Настроение у меня сегодня было превосходное. По пути к Октябрьскому рынку я его улучшил: видел, что моё выступление в трамвае хоть и удивило советских граждан, но пришлось им по душе (особенно меня порадовали улыбки комсомолок). Репертуар я вчера не продумал. По реакции пассажиров трамвая понял, что нынешние советские люди не избалованы «зрелищами», хотя уже и накормлены «хлебом». Поэтому я решил, что репертуар особого значения не имел. Выбор песен был вторичен.

Главным, на мой взгляд, был сам факт уличного концерта. Ведь он создаст ощущение праздника — именно то, чего сейчас не хватало в серой повседневности. Я перешёл дорогу, пробежался взглядом по лицам стоявших на остановке людей. Веню Морозова не увидел (я и не ожидал, что увижу его уже сейчас: занятия в университете заканчивались примерно в то же время, что и в школе). Я прошёлся к фонарному столбу, где курили двое мужчин. Набросил на шею ремешок гитары, сдвинул на затылок шапку.

— Товарищи! — громко произнёс я.

Курившие в паре шагов от меня мужчины прервали беседу, повернули ко мне лица.

Посмотрели в мою сторону и стоявшие на остановке граждане.

— До Дня Советской армии и Военно-морского флота осталось совсем недолго! — объявил я. — Но душа просит праздника уже сейчас! Повседневность нагоняет тоску. Зима нагоняет тоску. Короткие дни и долгие ночи нагоняют тоску. А тоска — это то, что мешает нам в деле строительства коммунизма! Предлагаю ударить по тоске весёлыми песнями! Объявляю о начале предпраздничного концерта, посвящённого уже приближающейся весне! Ура, товарищи!

— Пьяный, что ли? — спросил у приятеля куривший под фонарём мужчина.

Я ударил рукой по струнам гитары и запел:

— По бульвару мрачно шёл прохожий, птицы пели песни про апрель…

* * *

— По переулкам бродит лето, солнце льётся прямо с крыш…

Звуки моего голоса разлетались по стремительно погружавшейся в полумрак улице, привлекали к трамвайной остановке всё новых слушателей. Первые песни я исполнил для сравнительно небольшой аудитории: семь человек дожидались трамвая на остановке и двое мужчин курили у столба. Но уже к третьей музыкальной композиции количество слушателей удвоилось. А к пятой — утроилось.

— … В потоке солнечного света у киоска ты стоишь…

По реакции граждан на песни я определил, что горожане в целом разделяли мои мысли о том, что серость и тоска к концу зимы поднадоели. Я недолго замечал во взглядах людей удивление: оно быстро уступило место иронии и веселью. Площадка вокруг трамвайной остановки то и дело расцветала улыбками. Над моей головой вспыхнул фонарь — он будто нарисовал вокруг меня очертания сцены.

— … Королеву красоты…

Я пел и внимательно посматривал по сторонам. Отыскивал взглядом долговязую фигуру Вениамина Морозова. Количество собравшихся вокруг меня слушателей я не подсчитывал. Но прикинул: людей рядом с моей «сценой» уже было больше трёх десятков. Время от времени замечал новые лица. Видел, как с сожалением во взглядах садились в трамвай те, кто спешил по делам или к своим семьям.

Но уезжали не все. Я несколько раз замечал, как граждане провожали трамваи взглядами и махали им вслед руками. Всем своим видом они показывали, что не торопятся и дождутся следующего. То справа,