Брелок желаний - Георгий Александрович Егоров

в маленьких жилетках. Он задумался, потом встал, потянулся, как старый йог, и пошёл к Порше. Это был согласие. Вы спросите: нахрена я беру кота? А я скажу: да хрен его знает. Просто это мой кот. Пусть и он посмотрит на мир. А то всё Смоленск, да Смоленск — тут даже тараканы ходят в депрессии.

Мы тронулись.

За окном промелькнули серые коробки родного города. «Мясной рай» с грустной свининой, «Ломбард-24», где я как-то сдал миксер за 200 рублей, и ржавый киоск с шаурмой, где мясо явно знало, что такое жизнь после смерти. Григорий прыгнул на переднее сиденье и вальяжно развалился, как будто он тут начальник всей этой миграции.

На первом повороте я достал телефон и вбил маршрут — Брест. Там уже шенген, там свобода. Там Пайка не достанет. Потому что, если она приедет и не найдёт брелок, её эмоции снесут город, как ураган Катрина — только вместо воды там будет бешенство и вайны в TikTok.

И тут меня посетила мысль — а может, загадать, чтобы у неё исчезло желание искать брелок? Или чтобы она внезапно полюбила Смоленск, осталась тут, купила однушку на Нормандии-Неман и начала обучать местных пацанов вокалу? Я даже представил, как она орёт "Снег кружится, летает, летает" на весь двор, а местные бабки хлопают стоя.

Но нет. Я мотнул головой, отогнал дурные фантазии. Если я ее обнулю, будет такая скукотища! Тем более с магией шутки плохи. Особенно с такой магией, от которой потом горит офис, а из мороженого можно сделать огнемёт. А ещё хуже — когда за тобой едет Пайка. Пайлушечка.

А пока я с Григорием мчал по трассе и уже давно пересёк границу России и Белоруссии, на экране телефона мигала надпись:

ПАЙКА ВЪЕХАЛА В СМОЛЕНСК.

Григорий лениво лизнул лапу — Да начнётся охота, — сказал я. И вдавил педаль в пол.

«ГРИГОРИАН»

Еду я, значит, по прямой, как налоговая к малому бизнесу. За окном — унылая белорусская пастораль: берёзки, магазинчики с надписями «Бакалея», где «а» вывалилось, и одинокие мужики в трениках, пьющие кефир из пакета. В машине тихо шепчет радио — такие меланхоличные французские шансонье, что я начал подозревать, что брелок сам включает это нытьё, чтобы меня эмоционально подломить.

Григорий тем временем раскинулся на переднем сиденье, как уволенный бухгалтер на даче. Лапы кверху, усы слегка шевелятся, как антенны в режиме «меня не трогать». И тут, где-то на девяностом километре между «я поехал» и «что я делаю со своей жизнью», меня осеняет.

А что, если... сделать кота умным?

Ну а чё — брелок ведь может исполнять желания. Может, просто никто не додумался просветить кота? А если Григорий начнёт разговаривать, советовать, анализировать ситуацию? Это ж будет как миниатюрный Александр Друзь, но только с мехом. Или — бог с ним — хотя бы Коперник с хвостом.

Я торжественно достаю брелок, кладу его на ладонь, закрываю глаза и шепчу:

— Хочу, чтобы кот Григорий стал умным. Ну, хотя бы умнее меня. И разговаривал. Но не занудно, а как нормальный — с сарказмом, фактами и юмором.

Нажал.

Молния не сверкнула. Музыка не сменилась на Бетховена. Брелок чуть тёплый — как будто уснул. Я смотрю на Григория. Он... спит. Не просто спит — он скотина храпит. Причём с вибрацией, как старый холодильник в хрущёвке.

— Григорий, — шепчу я — Хрррфь.

— Григорий, ты умный? — Хрррфь... мяу...

Всё. Кот как был куском меха с пузом, так и остался. Ни тебе мозгов, ни речи, ни философии. Я вздохнул. Ну ладно. Хотел — как лучше. Получил — как обычно. Ну хотя бы попробовал.

Свернул на заправку. Надо было попить кофе, заодно понять, что делать дальше. И вот с этого момента началась чертовщина.

Я захожу в павильон, беру стаканчик, наливаю себе латте. Возвращаюсь к машине жуя белорусский хот-дог, который по вкусу напоминал детство, гвозди и майонез. Настроение было... сносное. Брелок не подвёл, бензин оказался бесплатным, кассир пожелал мне удачи с лицом человека, который точно знает — удачи мне не будет. Подходя к машине, я уже представлял, как мы с Григорием тихо катим дальше, слушая унылый рок и не думая о Пайке.

И вот я открываю дверь...

— Это что за цирк с усами, а? – сказал мой кот.

Я застыл. Хот-дог выпал. Сердце прыгнуло куда-то в район пяток. Глаза расширились так, что отражение в боковом зеркале само перекрестилось.

На пассажирском сиденье, развалившись как ленивый король, сидел Григорий. Только теперь он не просто лежал. Он... говорил.

— Серьёзно? Григорий? Это ты так решил, что мне подойдёт имя члена сельсовета? Или Григория Мелихова из Тихого Дона?

Я медленно закрыл дверь. Потом снова открыл. Он всё ещё там.

— Э... Гриш?

— Вот это, — он лениво махнул лапой на радио, — чтобы больше не звучало в мою сторону. Я ориентал, мать твою. Я — шерстяной титан. А ты назвал меня так, будто я читаю лекции по бухгалтерии в ветаптеке.

— Ну я не знал, что ты начнёшь говорить!

— Ага, а то, что ты носишь с собой кнопку, исполняющую желания, тебя вообще не смущает, да?

Я попытался отдышаться. Присел в кресло. Посмотрел на него:

— Слушай... мне просто было скучно ехать в одиночку. Я подумал — раз у меня теперь всё можно, почему бы не сделать тебе мозги и способность говорить.

— Ну пипец, поздравляю. Ты создал меня, теперь расхлёбывай. Я уже пять минут думаю, как выбраться из этого уазика на стероидах и вернуться в цивилизацию.

— Это Порше Панамера, между прочим.

— Да хоть Паганини. У меня шерсть электролизует сиденье.

— Ну извини, что не лимузин.

Он огляделся, затем снова посмотрел на меня. Его взгляд стал подозрительно серьёзным.

— Так. Кто такая Пайка? И почему мы удираем в сторону Бреста так, будто за нами Росгвардия с кувалдами и желанием поговорить?

— Еще это имя. Пайка. Как будто кто-то назвал так страшного канадского сфинкса.

Я вздохнул, нажал на кнопку зажигания, и машина