Дорога – мой дом - Алекс Войтенко

столько же, сколько мы заплатили за наше суденышко, нисколько не разуверило меня в том, что деньги были потрачены не зря. Зато теперь, в нашем распоряжении были карты, согласно которым можно было строить весь дальнейший маршрут. И уже двадцать первого августа 1930 года, мы вышли из Самарово и по южной протоке Оби отправились на восток.

Это был, какой-то ужас. Река, разветвлялась на сотни рукавов, огибала тысячи островков, образовывала столько же проток, затонов и ериков. Довольно широкое русло, в какой-то момент, могло вдруг превратиться в тупик, и приходилось разворачиваться и плыть обратно. В итоге, мы едва не пропустили, нужное нам ответвление, и только в появившейся будто неоткуда деревеньке, к которой мы пристали, нам объяснили, где нужно было уходить южнее, чтобы попасть в юганскую протоку и выйти к Чеускино. Мы ориентировались именно на это село, чтобы не выдать свое нежелание пройти мимо Сургута. В итоге две сотни верст, указанные на Российской карте, вылились во все три с лишним и соответственно лишний день пути. Но честно говоря, мы не расстраивались по этому поводу, да и особенно не торопились, решив для себя, что если попадем к концу сентября на Байкал, то это будет прекрасно. Пока же все складывалось вполне пристойно.

Иногда, выбрав для себя, какой-нибудь островок, мы приставали к берегу, Санька, тут же собиралась и уходила в лес на охоту, откуда всегда возвращалась с дичью. Я за это время, успевал нарубить дров, для следующего перехода, или поудобнее, как мне казалось, переложить вещи на баркасе, а пришедшая с охоты подруга, тут же начинала возмущаться тому, что, она ничего не может найти. Впрочем, все это было делано, и мы просто наслаждались общением, и тем, что можно просто жить, не особенно заботясь о завтрашнем дне.

На корме нашего баркаса я соорудил небольшой навес, из куска парусины спадающего на оба борта лодки, внутри, было хоть и не очень просторно, но вполне хватало места для того, чтобы было удобно лечь и провести ночь, не опасаясь того, что внезапно начавшийся дождь, вымочит тебя до нитки. На остальной части, были сложены наши вещи, припасы в дорогу, и все это также было укрыто почти непромокаемой тканью.

Однажды Санька вернулась с охоты несколько взволнованной. На вопрос, что произошло, она показала мне прямой золотой крест и перекрещенными позади него мечами, с зеленой малахитовой вставкой в центре которой стояла дата «1918» сверху была прикреплена бело-зеленая лента, позади имелся номер и крохотная надпись: «Освобождение Сибири».

— Где ты его нашла? — Удивленно спросил я.

— Тут недалеко четыре могилы, с крестами. На одной из них табличка с надписью: «Штабс-капитан Киселев Николай Васильевич. Исполнивший свой долг, до конца» и дата 29 октября 1919 года. Там же был укреплен этот крестик.

Разумеется, мы, тут же отправились на это место. Первое, что мне бросилось в глаза, едва мы добрались до могил, так это то, что сооружены они были не по православному канону. А ведь тогда, да в общем-то и сейчас, на это обращают внимание в первую очередь. Поэтому подумав, я высказал Саше мнение о том, что это и не могилы вовсе.

— С чего ты взял? — Удивленно воскликнула она.

— Ну смотри сама. Русских, точнее православных, хоронят головой на запад, а крест ставят в ногах на востоке. Чтобы когда в соответствии с христианскими догматами произойдет воскресение мертвых, первым, что увидит умерший в день Страшного Суда, станет священный символ распятия. Другая причина установки креста в изножье могилы заключается в том, что при наступлении Воскресения восставший из могилы сможет опереться на него. Таким образом, крест выступает как источник света для души и опора для тела. Здесь же могилы расположены так, что крест находится на юге, а изголовье на севере.

— И правда, я как-то не обратила внимания.

— И потом, я где-то читал, что Николай Васильевич Киселев, тот самый штаб-ротмистр, который эвакуировал золото из Тобольска как раз в октябре 1919 года, после того как довел пароход «Пермяк» до Сургута, отправился дальше в сторону Енисея. А после где-то в двадцатых годах его видели во Владивостоке, где вроде бы он был захвачен в плен японцами, которые пытали его на предмет спрятанных сокровищ. Похоже эти могилы, как раз и есть те самые сокровища, часть которых оказалась в том тайнике под твоей избушкой, а другая, из тех, что вез пароход «Пермяк». Вот тебе прямой намек, кстати.

Я указал девушке на орден, найденный ею.

— Я слышал, что хоть эти ордена и были изготовлены по указанию Колчака, но никому так и не были вручены. И в тоже время, они были изготовлены но и вся изготовленная партия орденов исчезла неизвестно где. Имеется только описание награды, и более ничего. Здесь же похоже явный намек на то, что это ничто иное, как захоронение той части казны, что находилась на пароходе «Пермяк» направляющимся в сторону Обь-Енисейского канала. То есть туда, куда движемся сейчас мы.

— Ты не хочешь убедиться в этом?

— Пожалуй, что и нет. — ответил я минуту полумав. — Это всего лишь предположение, а мне что-то не хочется разрушать чьи-то могилы, только из-за того, что они построены на по канону. Если бы быть точно уверенным в этом, тогда другое дело, а так, пусть все остается, как есть.

— А как же быть тогда с этим?

— Оставь себе. Учитывая, что эти награды, так никому и не вручили, когда-нибудь этот орден будет стоить целое состояние, только потому, что он, один единственный в своем роде. Ну или останется как память о сегодняшнем дне. А не хочешь, так и укрепи его обратно на крест. В конце концом ротмистр действительно исполнил свой долг до конца, и никто не знает, где на самом деле хранятся эти сокровища.

Саша посмотрела на награду, находящуюся у нее в руках, зачем-то осторожно првела пальцем по кресу, как-бы погладив его, а после укрепила ее на то самое место, где она находилась и до сих пор.

На основное русло Оби, вышли много ниже предполагаемого места, опять свернув не в ту протоку, и пропетляв по речке, которую в итоге местные обозвали как Катесовский Ёган, лишние три дня. Но зато оставили Сургут далеко позади, а в Пеньково, нас встретили, как самых желанных гостей. Истопили баньку, досыта накормили, и все это, только ради