Девять жизней - Квинтус Номен

мирно валялось на берегу. Не совсем на берегу, а около берега, наполовину в воде – и я убедился, что да, это было именно лиственница. Потому что ствол этого деревца длиной метров, наверное, в пятнадцать я даже приподнять не смог…

Но и приподнимать его не стал: я же человек мыслящий, еще в школе физику учил и твердо знал, как товарищ Архимед собирался Землю переворачивать. Поэтому я набрал палок поменьше, ольховых, и пользуясь ими, как рычагами, бревнышко на берег все же вытащил. Посидел рядом с ним, передохнул, подумал – и понял, что утащить его за полкилометра у меня просто сил не хватит. Но, с другой стороны, мне такая длинная палка и не нужна. Так что я тяжело вздохнул, открыл пилку на своем ножике и героически приступил к разделке древесины. Должен сказать, что хорошая пилка в ноже – штука исключительно полезная, особенно если она из хорошей стали сделана, а мне как раз такая и досталась. И уже через день я смог отпилить верхушку (то есть ту часть, где ствол был меньше сантиметров так семи), а еще через три дня у меня появилась крепкая палка длинной чуть больше четырех метров. И вот ее я до дома дотащить смог! С перерывами, так что на переноску ценного стройматериала у меня ушло всего-то часа четыре: все же тяжелая она, зараза такая!

На вторую палку у меня ушло чуть больше недели, точнее даже, меньше двух недель и два ножика: все же лиственница – дерево не самое простое, а пилки в ножике, хотя и крепкие были, но уж точно не с твердосплавными зубцами. И второе бревнышко я к дому тащил уже «длинным путем»: сделал что-то вроде бурлацкой бечевы из многочисленных ручек от переносок и волок его вдоль берега, погруженным в воду. Деревяха эта – она, конечно, тяжелее воды получилась, но все же немного тяжелее и в воде ее тащить оказалось куда как проще. То есть тащить проще, а направлять ее у нужном направлении было очень даже непросто, да и вода все еще была почти ледяной, так что на перетаскивание второго бревна у меня ушел целый день. И вот когда я, весь пыхтя от натуги, вытянул проклятое бревно на берег напротив дома, я увидел, что там, возле входа сидят гости…

Увидел я их просто потому, что трава вокруг уже выросла выше человеческого роста, а от дома до речки я почти всю траву сорвал вдоль протоптанной мною тропы, и только с этого места дом с реки и был виден. Гости, которых в этот раз было уже шестеро, тоже меня увидели. То есть, я думаю, они меня куда как раньше услышали, да и увидели тоже, скорее всего, когда я только из-за излучины вышел – но лишь когда они увидели, что я их увидел, они начали шевелиться. Не все, самый крупный встал, очень неторопливо подошел в берегу:

– Мы принесли еду. Мы голодные. Мы сломали нож и не можем есть еду.

– Какой нож?

– Этот, – гость откуда-то из за пазухи достал кусок камня. Примерно такое рубило я на картинке видел, а вот что тут было сломано, я не понял. Но он продолжил:

– Ты снимаешь шкуры, я видел. У тебя есть нож. Дай, мы сделаем еду. Еды много. Мы просили твою семью, котов, но они ушли и не стали с нами говорить. Они не захотели еду…

– Коты – не люди, и они вообще не говорят. А нож я вам дам. Сейчас, только дотащу палку к дому.

– Эту палку тащить к дому?

– Да. Я быстро…

Далее случилось то, что я уж точно не ожидал: этот туземец просто поднял бревнышко весом явно за полцентнера, положил на плечо и спокойно отнес его к дому. Точнее, к забору, и положил его возле входа. А затем показал рукой на лежащую рядом тушу оленя:

– Вот еда. Нужен нож. Нам чинить долго, еда испортится.

– Сейчас принесу, – я сбегал домой, где в отдельной переноске у меня лежала большая куча ножей, взял (сразу три на всякий случай: олень размером был, на мой взгляд, побольше средней лошади и я вообще не понял, как они его сюда притащили), вернулся, протянул один аборигену. То внимательно на него посмотрел и повторил:

– Нужен нож, еда испортится.

Ну да, конечно, если он ножом называет просто камень, то уж складной мультитул для него – штука непонятная. Так что я сам открыл большое лезвие и снова протянул инструмент человеку.

– У тебя нет ножа? – в голосе его я уловил удивление: нож он именно ножом не посчитал и, очевидно, понятия не имел, как им пользоваться. Так что я просто подошел к туше, прикинул, откуда удобнее ее начинать потрошить. Конечно, потрошить здоровенного оленя перочинным ножом… даже совсем не перочинным, но вообще не охотничьим, с лезвием сантиметров в десять всего – это занятие не самое простое. Но уж наверняка им зверя разделать проще, чем куском камня…

– Шкуру целиком снимать? – сразу решил уточнить я, но, не получив ответа, стал делать так, как сам счел нужным. Опыт у меня был, конечно, тот еще: когда-то я маленького олененка разделал, причем по поводу шкуры вообще не заморачиваясь, потом сусликов этих обдирал – но все же, хотя и не сразу, но у меня «процесс пошел», и я даже успел ободрать одну ногу зверя, сняв с нее кожу вообще чулком.

– Это нож! – вдруг провозгласил старший туземец, – он режет шкуру!

Я тем временем – и уже с помощью пилки – ногу целиком от туши отделил, положил ее на заранее приготовленный пакет…

– Можно мне взять немного еды для котов? А если хотите, я сейчас мясо для всех быстро приготовлю, вы же голодные…

– Да. А потом покажи как ты мясо резал. Я не могу резать твоим ножом, я не видел. Ты очень быстро режешь.

– Ладно, сейчас поставлю это мясо готовиться и покажу…

Вообще-то я об огне сейчас здесь в принципе не заботился: небо было почти всегда чистым, солнышко светило ярко, и даже мелкие стружки у меня всегда заготовленные имелись, так что я просто сыпанул стружки в костровище, разжег костерок линзой, подложил заранее заготовленных веток и поставил на огонь две миски, в которых у меня был собран нутряной жир от сусликов. Котам-то я мясо варил,