Хроники Дерини. Компиляция. Книги 1-15 - Кэтрин Куртц

Вообще-то ему полагалось испугаться, ибо он не раз слышал, что маги Дерини могут осквернить душу человека одним взглядом, не то что прикосновением; но почему-то он не испытывал ничего, кроме восхищения, вспоминая, как помог ему Морган с жеребцом и как он позаботился о нем, прислав мастера Рандольфа. Ему нравилось то, что он видел в этих светлых серебряных глазах, — да и прежде он не особенно верил рассказам священников о Дерини.

А запрещенная магия — что ж, если с помощью магии Морган помог Дерри избавиться от боли, то ничего худого в ней, похоже, не было. Не испытывать боли, когда над тобой работает врач — это же благословение для воина, а вовсе не проклятье. Правда, Морган может обладать и другой, не столь доброй силой...

Об этом он решил не думать. Не стоит судить никого на основании слухов — даже Дерини. Какими бы страшными силами не обладал Морган, Дерри пока что увидел в нем только сдержанность, сострадание и то, что называется noblesse oblige, достоинство, которое бывает только врожденным и не дается никаким титулом или званием. Он подумал, что, возможно, встретит герцога Дерини при дворе, когда приедет в Ремут на посвящение в рыцари. О Моргане, в конце концов, говорили, что он дружен с самим королем. И раз уж Дерри теперь знает, кто помог ему в Рилледе, там он и сумеет принести ему свою благодарность.

* * *

Следующая неделя оказалась весьма утомительной, ибо помимо последних лихорадочных приготовлений к поездке, отнимавших у Дерри все силы, его мучили раны — хотя он не сильно пострадал, но кости и мышцы ныли еще несколько дней, мешая двигаться, а голова болела всю неделю. Тревожась за его голову, дядя Тревор потребовал, чтобы Дерри отвезли в замок на конных носилках, и сам занимался временным устройством каштанового жеребца в Рилледе, дабы оставить его там под присмотром кузнеца Ромара. Мать Дерри, когда не бранила своего единственного сына за то, что он растратил и без того скудные денежные средства на лошадь, от которой, возможно, не будет никакого толку, суетилась над ним немилосердно, пока не пришло наконец время отправляться в Ремут.

И потому, выехав в сопровождении матери, сестры с семьей и дяди Тревора, который должен был выступить в роли его поручителя, Дерри поначалу больше беспокойно размышлял о своих финансовых делах, нежели о возможной встрече с герцогом Дерини, Алариком Морганом. Сын Тревора, одиннадцатилетний Падриг, ехал с Дерри как паж и был очень возбужден тем, что впервые увидит столицу; в конце концов его энтузиазм отчасти поднял настроение и Дерри. Белоногий гнедой оказался спокойного нрава, имел ровный шаг и полностью оправдывал всю сумму, которую Дерри отдал за него и за покалеченного коня; в последнем письме от Ромара, пришедшем перед их отъездом, говорилось, что каштановый поправляется — и, может быть, материальные дела Дерри были совсем не так плохи, как казалось.

По прибытии в Ремут у Дерри также оказалось слишком много хлопот, чтобы думать о Моргане. Герцог ни разу не попался ему на глаза, пока Дерри и другие будущие рыцари готовились к церемонии, хотя, когда их спрашивали о поручителях, молодой сьер де Вали назвал имя Моргана. Дядя Тревор сопровождал Дерри на ритуальное омовение в ночь накануне посвящения и вручил своему подопечному одеяние черно-красно-белого цветов, после чего Дерри исповедался и приступил к всенощному бдению над своим оружием в базилике замка, но для подопечного Моргана обязанность эту выполнил кто-то другой.

И встретил Дерри Моргана только утром в день посвящения в рыцари, в большом зале, где тот спокойно ждал рядом с де Вали, чьим сюзереном являлся. Дерри увидел его лишь мельком, проходя мимо с Тревором и Падригом, но в памяти его мгновенно ожили все вопросы, что волновали его с момента встречи с этим человеком.

На взгляд Дерри, Морган совершенно не походил на могущественного и злого колдуна Дерини — на герцога он, правда, походил, но и то не очень, в сравнении с другими титулованными особами. На нем была корона, но она представляла собой простой золотой обруч вокруг лба. А его наряд...

Дерри и раньше слышал, что Морган предпочитает одеваться в черное — так он был одет и в Рилледе, но сегодня ожидал все-таки чего-то большего — даже роскошного, ведь посвящение в рыцари является торжественным событием для двора, а Морган как-никак был поручителем сьера де Вали.

На герцоге же было одеяние из дорогого черного шелка, с высоким воротником, доходившее до самых каблуков с золотыми шпорами, простое и строгое, и строгость его лишь немного смягчала пущенная по воротнику, рукавам, подолу и вдоль разрезов кайма из золотого кружева, представлявшего собою переплетающиеся ветви с цветами. Белый рыцарский пояс тоже живо выделялся на черном фоне, но меч в черных ножнах совершенно терялся в складках длинного придворного одеяния, а его кожаная рукоять только угадывалась под левым рукавом. Больше оружия при Моргане как будто не было, но Дерри даже не позволил себе задуматься, какие еще средства защиты может иметь в своем распоряжении лорд Дерини. Вероятно, под придворным нарядом на Моргане была кольчуга, как и в Рилледе.

Когда Дерри вызвали и начался обряд посвящения в рыцари, о Моргане он и думать забыл. Сначала он, стоя на коленях, отвечал на ритуальные вопросы, затем дядя Тревор пристегивал ему меч и шпоры, и наконец он склонил голову перед королем Брионом. Клинок королевского освященного меча коснулся его плеч и головы, и Дерри вздрогнул, испытывая глубокое благоговение оттого, что находится наконец перед своим монархом, которого видел всего несколько раз в жизни, и то издалека. Вложив свои руки в руки короля, он произнес старинную клятву, обет верности, и это были первые слова, которыми он обменялся с Брионом Халдейном.

— Я, Шон Симус О'Флинн, граф Дерри, становлюсь вашим вассалом и отдаю вам душу и тело, и все, чем владею. Верой и правдой буду служить вам и защищать не на жизнь, а на смерть от любого врага, и да поможет мне Господь!

Он поцеловал руки королю, и тот поднял его с колен, и Дерри вспыхнул от гордости, слыша приветственные возгласы придворных, и королева Джехана подпоясала его белым кушаком, знаком рыцарского достоинства. А потом она поцеловала его в обе щеки, и он почтительно склонился над ее рукою, поклонился королю и восьмилетнему принцу Келсону, сидевшему по правую руку от отца, и присоединился к сияющему дяде