Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

Со всеми остановками, инспекцией «Великого Сибирского Тракта», принятием делегаций и прочими милыми занятиями до Красноярска добрался 28 декабря 1847 года. Специально так подгадали, предварительно отправив «секретного гонца» к Павлу Артамоновичу Забелину, чтобы быть в городке «Сибирской Промышленной Компании» в ночь, хотя все «лучшие люди Красноярска» ждали наш отряд в полдень.

И вот, — последний рывок, «арест» двух сопровождающих, встречавших нас «от имени и по поручению городской общественности», чтоб не донесли, и мы въезжаем в широко распахнутые ворота особняком отстроившейся поодаль от города «Сибирской Промышленной Компании».

— Павел Артамонович, дорогой вы мой!

— Ваше высочество! — Забелин раскинув руки шёл навстречу. Соскочил с Чёрта, — злющего норовистого жеребца, заключил флота лейтенанта и «бухгалтерии адмирала» в объятия.

Всё-таки нас «засекли», пришлось отпустить «арестантов» и заявить остальным — великий князь отдыхать изволит, бегите и готовьтесь к торжественной встрече ровно в полдень. Изрядно поднадоели молебны, без которых ни одно мероприятие не обходится, часами приходится выстаивать. И это несмотря на то, что прошу побыстрее «бубнить во здравие». Ничего не попишешь — протокол-с!

В городе на Енисее за время моего отсутствия произошло много интересного. Полтора десятка золотопромышленников из Енисейской губернии сорганизовались в товарищество по морским перевозкам и даже устроили контору во Владивостоке, где я с ними и встретился. Они как раз в Калифорнию собирались. Но пара человек из «красноярской диаспоры» увязалась со мной обратно в Сибирь, и сейчас возвращалась на малую родину в обозе великокняжеского отряда.

А старый хитрован, злоязыкий Иван Кириллович Кузнецов умер. Хотя какой он старый -55 лет не прожил. Завещал Иван Кириллович немалые суммы на благотворительность, а дело в свои руки взял наследник, Пётр Иванович, о котором я, как всякий красноярец конца 20, начала 21 века знал много чего. Достойный человек, патриот Красноярска и Сибири. Тем более мой компаньон, — как ни крутил, ни юлил покойный Иван Кириллович, но дожал я его тогда, в 1844 году, вошёл в долю. Да и куда бы делся Кузнецов старший — все золотопромышленники великому князю челом бьют, в пайщики зовут, а Иван Кириллович наособицу? Да его б даже не я — земляки б у шатал и. Ну ничего, сын то, Пётр Иванович — орёл! Васю Сурикова продвигал, стипендию платил талантливому пареньку. Чёрт возьми! Ведь Василий то Суриков сейчас вот прям должен родиться! В январе 1848, в Красноярске! Так, я когда гнал на Дальний Восток, помнится, ещё переживал — вдруг да своими действиями, съездом золотодобытчиков и лекциями по развитию Сибири «перебаламучу» город и мать и отец Сурикова зачнут гения в другое время и совсем не тот Вася получится.

Наверное, я сильно изменился в лице, Забелин, рассказывающий о местны йовостях, испуганно вопросил, что с его высочеством происходит. Отговорился, что вспомнил очень важную вещь. Взял походный дневник — амбарную книгу средних размеров с «дорожной обложкой» из калифорнийской сосны, для порядка сделал пару пометок: «Отсл. Вопрос по юн. дарован. ВИС — БоярМороз»…

Павел Артамонович принёс свой гроссбух, причём в двух экземплярах. «Чёрная бухгалтерия», ничего не попишешь. На сегодняшний день, даже учитывая все платежи и передачу золота в Петербург, считая те пуды, которые я увёз в Калифорнию (кто ж знал — удастся до заокеанского золотишка добраться или так и будем облизываться, наблюдя Калифорнийскую золотую лихорадку) сумма была просто невероятная — золотого песка и самородков на восемь миллионов триста тысяч рублей…

Честный и ответственный Забелин отдельно выделил графу, где подробно расписал расходы на укрепление безопасности. Тут и брёвна и камень на укрепление стен, глядючи на которые красноярцы называли городок «Сибирской Промышленной Компании» княжеской Бастилией. Да юморные у меня земляки, юморные. Лейтенант жил воистину как в осаждённой крепости, затребовал и получил гвардейцев для охраны, которые настолько прониклись, что завернули ревизоров, из самого Санкт-Петербурга прибывших. Семья Забелина переехала к нему, и жила также затворнически, как и Павел Артамонович. Зато городок СПК, отстроенный по великокняжеской указке на месте военного городка МОЕЙ реальности, разрастался и разрастался. Свои огороды, коровы, птичник, отлаженная караульная служба, тройное кольцо охраны. Отдельно стоящее каменное здание с бойницами, где и хранится ЗОЛОТАЯ КАЗНА, с внутренним караулом. Три с половиной десятка человек постоянно под ружьём!

— Павел Артамонович, дорогой вы мой человек. Ну что же вы как в осаждённой крепости то живёте? Ну, какая шайка осмелится напасть на такую «Бастилию». Не во Франции чай, проживаем.

— Константин (я ценил честного и ответственного Забелина и ещё будучи подростком настоял, чтобы в приватной обстановке он звал меня по имени) поверьте, устал, истончал душой. Не дай Бог не уберегу сокровища. Высасывает золото душу из человека. Высасывает.

— Бросьте, Павел Артамонович. Вот супруга ваша — весёлая и жизнерадостная женщина. Офицеры охранной роты, красномордые здоровяки…

— Ах, Константин. Да они просто не понимают, не знают, какие суммы здесь хранятся, не зря же сундуки с камнями регулярно вывозим и в сторону Владивостока и Санкт-Петербурга, сбивая с толку возможных соглядатаев. Да и настоящее золото под сильной охраной уходит в столицу.

— То есть, настоящую цифру знаем только мы с вами?

— Да, конечно!

— А вдруг да найдётся умник, который сможет вычислить, пусть и примерно, прикинув доходы от золотодобычи по губернии, мою долю, учтёт вывезенное…

— Это вряд ли, Константин. Но в городе считают, что золота у нас на два или три миллиона. И ради такой суммы соберётся огромная ватага разбойников со всей Сибири каторжной.

— Так незаметно и соберётся? Вряд ли. Покажите лучше, дражайший Павел Артамонович отчёты по снаряжённым северным экспедициям. Я всё-таки возглавляю, хоть и формально, Русское географическое общество, надо не оплошать, отчитаться перед наставником в морской науке, Фёдором Петровичем Литке, который эти годы за меня отдувается на заседаниях…

Глава 26

В Красноярске пробыл восемь дней. Помимо встреч с губернскими чиновниками и купечеством пообщался и с переселенцами. Как раз большой обоз, в сотню саней (двести восемьдесят взрослых и ребятишек) направлялся на Амур.

Снарядили в дальние края крестьян, лучшей доли ищущих, неплохо. Однако, когда переговорил со старшим партии, немало неприглядных фактов выяснилось. Так, помещики Московской и соседних со старой столицей губерний, едва узнали, что в зачёт рекрутской повинности можно выставлять двух переселенцев вместо одного рекрута, сплавили к брату Саше, коль цесаревич сим вопросом занимался, всех горьких пьянчуг, даже с семьями отдавали. Резон крепостников понятен — нищету, от