Не надо, папа! - Эпсилон Тукана

Знать бы, где тебя черти носят, принцесса.

Джирайя с тоской взглянул на плотное одеяло облаков над головой, и в душе заныла задетая рана. Любовь, которая никогда не покидала его сердце. Сколько бы он ни пытался забыться в путешествиях и чужих ласках, все равно в конце концов он снова возвращался мыслями к ней.

Он почувствовал за спиной чью-то чакру.

— Джирайя-сама, — спокойно сказал знакомый голос.

Он обернулся. На пологом скате крыши, прилегающей к башенке, сидел на корточках Шикаку в своем неизменном лохматом жилете. Он поднялся и подошел ближе.

— Скоро совет.

Джирайя прищурился.

— Вы же понимаете, Джирайя-сама. Коноха осталась без лидера. Первым делом старейшины поднимут вопрос о том, кого избрать Пятым Хокаге. Сомнений нет, выбор падет на вас.

Джирайя нахмурился и скрестил руки на груди.

— Вы готовы к этому, Джирайя-сама?

Он вздохнул. Смотрел на разбитую деревню и чувствовал, как груз ответственности наваливается ему на плечи и все тело наливается свинцом. Его призвание было другим. Найти и воспитать ученика, который стал бы спасителем этого мира. Свобода, творчество… Он не был готов променять все это на душный кабинет и кипы бумаг.

— Право же. Этого титула были достойны мой учитель и мой ученик. Но никак не я.

— Советники полагают иначе, — спокойно ответил Нара.

— Мне никогда не хватало усидчивости, — ухмыльнулся Джирайя. — Неужто так, больше некого?

— Джирайя-сама, вы категорически отказываетесь?

— Да.

Шикаку кивнул.

Джирайя задумчиво глядел на очертания разрушенной крепостной стены вдалеке.

— А этот мальчишка Учиха… Он молод, но все-таки.

Джирайя с интересом взглянул на главу Нара. Шикаку снова кивнул.

— Будем решать. Раз вы отказываетесь…

Джирайя ухмыльнулся.

Глава 52. Совет

52

На пороге комнаты показался Шисуи в черном кимоно. Его глаза все еще были перевязаны протектором, а по щекам стекала жидкость от свежего компресса.

— А ты куда? — удивилась Сарада.

Она уже была готова выходить на похороны вместе с отцом.

— Разумеется, я тоже пойду.

— Но Кирэй запретила тебе… — напомнил Саске.

Слышал, что ли, ее вопли тогда?

Шисуи молча прошел в прихожую, стал обуваться. Сарада скрестила руки на груди и хмуро добавила:

— А еще она угрожала.

Но Шисуи принял решение, и если даже угрозы Кирэй на него не подействовали, значит, развивать эту тему дальше было бесполезно. Потому Сарада взяла его за руку, и они всей семьей вышли из дома.

По небу быстро бежали темные тучи. Ветер гнал на деревню грозу, где-то совсем близко гремел гром. Даже небо скорбело вместе с жителями Скрытого Листа. Саске шагал, сунув руки в карманы, и ежился от холода. Сарада вела Шисуи за руку, хоть в этом и не было особой нужды: он шел так спокойно и ровно, будто прекрасно видел сквозь повязку. Порывы ветра скользили по ногам, поднимали с земли пыль и оборванные листья. В короткой юбке было холодно.

За следующим поворотом они наткнулись на Сакуру и Наруто. Их цветные волосы выглядели непривычно ярко на фоне черной одежды. Сакура и Нанадайме замерли посреди дороги, заметив своего товарища, а Саске коротко бросил:

— Справитесь?

И, дождавшись кивка Сарады, направился к друзьям. Он прошел мимо своей команды, остановился на несколько секунд и двинулся дальше. Мама и Нанадайме, молча наблюдавшие за ним, спохватились и бросились догонять. Даже не поздоровались с Сарадой. Хотя… им было сейчас не до нее.

Душу заполнила пустота.

Сарада не особо переживала о гибели Третьего. Она знала, что так будет, и морально готовилась к этой новости. Ей было жалко Конохамару-сенсея: смерть любимого деда стала для него одной из сильнейших травм, и даже в будущем Сарада видела, какими глазами наставник смотрит на монумент Хокаге. И, тем не менее, для Сарады смерть Третьего несла свой особенный смысл. Сандайме Хокаге погиб, а значит, история все еще движется по своим рельсам. Еще не все потеряно.

Это немного обрадовало, но вскоре пасмурная погода, унылое настроение окружающих и черные цвета одежды погрузили в печаль и Сараду.

Церемония прощания с Третьим Хокаге проходила на крыше Резиденции. В центре на возвышении стоял портрет Сандайме, по обе стороны от него — портреты других шиноби, погибших во время обороны Листа.

Сарада чувствовала себя неуютно. В отсутствие Хокаге деревня казалась беззащитной, и то ли из-за этого, то ли по какой-то иной причине, она ощутила, что ей с каждой минутой становится хуже и хуже. Ее бросало в жар и знобило. Одна навязчивая идея зудела в голове, и как Сарада ни пыталась отогнать ее, та все туже и туже сжималась пружиной и грозилась в любой момент с силой выпрямиться.

Это было уже когда-то. Не здесь, раньше… Нет, наоборот, позже…

Сжатая пружина выстрелила и больно ударила в самое сердце.

Похороны мамы.

Так давно. За битвой с отрядом шиноби Звука, за смертельным сражением с Анбу Корня, за трагедией клана Учиха и предательством дяди, за пытками Данзо, за яростью Кьюби, за пыльной захламленной обителью божества…

Сарада нашла в толпе розовую макушку Сакуры и сфокусировалась на ней.

Жива. Мама жива. То, что было в будущем, больше не повторится.

На бетонную площадку упали первые капли дождя.

— …Сандайме Хокаге и остальным героям, что пали в битве… — вещал советник, стоящий у самых портретов вместе со старухой.

От его надтреснутого монотонного голоса Сараду мутило. Капли неприятно щекотали макушку, но с каждой минутой ледяной ливень все крепчал и крепчал. Он намочил волосы и одежду; потоки воды стекали на спину и грудь; брызги оседали на стеклах очков, а Сарада уже не видела ни портретов, ни советников. Только яркие краски огней по бокам, которые почему-то не гасли.

В первом ряду всхлипывал малыш. Сарада протерла очки и мельком рассмотрела его со спины. Сложно было узнать в нем Конохамару-сенсея, но она догадалась, что это именно он.

Ряд, в котором стояли родители, пошел класть к портретам белые хризантемы, а Сарада протирала очки раз за разом и следила почему-то именно за светлой макушкой Нанадайме. Все инстинкты тянулись к тому, кто выдернул ее из пропасти в прошлый раз в далеком… будущем. В черной одежде, мокрый и угнетенный смертью Третьего, Наруто выглядел непривычно взрослым. Сараде казалось, что ему лет шестнадцать, никак не