Фантастика 2025-56 - Сергей Сергеевич Мусаниф

обратился за помощью к местным полицейским, они отвезли меня в Бюро Регистрации, которое занималось работой с пришельцами из других реальностей и помогало им социализироваться и встать на ноги в новом мире.

Меня опросили, зарегистрировали, выдали временные документы и комнату в общежитии. Поначалу я устроился на работу в автосервис, ведь я неплохо разбирался в автомобилях, да и отец мой был превосходным механиком. Параллельно с работой там я начал писать, потому что считал, что мой опыт перерождения… нет, это не правильное слово, ведь чисто технически я здесь не рождался, мой опыт перехода между мирами может быть кому-то полезен.

Но в первую очередь это нужно было мне самому. Я снова вернулся в молодость, когда слова извергались из меня бурным нескончаемым потоком, от которого потом хватались за голову редакторы и корректоры, и который принес мне первую известность и первые гонорары.

И это на самом деле было похоже на второе рождение, на обновление, которое принесло в мою жизнь новые смыслы и оттенки, и я считал, что мой нарратив может стать прорывом и в этом мире, и даже женщины и выпивка отошли на второй план. Выпивка — на время, а женщины, как выяснилось, почти навсегда.

Я был писателем-старовером, консерватором, я предпочитал творить на бумаге, используя обычную шариковую ручку, я любил накидывать текст, а потом набрасываться на него и остервенело вычеркивать целые абзацы, и пусть на компьютере редактирование выглядит удобнее, оно не давало мне такого всплеска эмоций. Текстовые процессоры были эрзацем, заменителем, они не позволяли мне почувствовать себя творцом.

И я заметил нечто странное.

Когда я писал, реальность менялась, и я вдруг понял, что ее меняют мои слова. Заинтересованный этим феноменом, я начал экспериментировать с другими людьми, с кем-то у меня получалось, с кем-то нет.

Я поссорил влюбленную парочку, которая ворковала в кафе на виду у всех. Я исцелил хромоту у бродяги, просившего милостыню на улице (впрочем, здесь я не совсем уверен, может быть, он просто притворялся хромым), я починил машину в сервисе, в котором работал, не прикасаясь к ней ни руками ни инструментами, лишь написав о ремонте, я забавлялся, я играл с предметами и людьми, как ребенок играет с новыми игрушками и… в общем, я доэкспериментировался до того, что за мной пришли люди в строгих деловых костюмах.

И я познакомился с ТАКС.

Следующий год стал худшим в обеих моих жизнях. Они держали меня взаперти, на какой-то военной базе, и все время заставляли меня писать, выясняя пределы моих способностей. Диктовка не срабатывала, но когда я излагал сказанное ими своими словами, что-то начинало происходить.

А иногда и нет. У моих способностей есть пределы. Возможно, лучше бы они заполучили себе Стивена Кинга. Или, скажем, Паланика. Или этих новомодных девиц, чтобы они познали, почем фунт лиха.

Я держался год, а потом наотрез отказался продолжать эксперименты. Я сказал им, что с меня хватит. Что им следует завести себе другую послушную обезьянку. Что они могут делать со мной, что хотят, но я больше ни строчки не напишу, и тогда я на самом деле так думал, потому что это все равно была не жизнь, и я считал, что терять мне нечего.

Когда они сломали мне первый палец на левой руке, я понял, что ошибался. Я орал от боли, я был готов вернуться к нашим прежним отношениям, которые, как оказалось, были не такими уж и плохими, но заместитель директора Смит собственноручно сломал мне остальные пальцы, пригласил врача и пообещал, что завтра займется и правой рукой.

Я усвоил урок.

Следующего дня я ждал со страхом, но ко мне пришел сам директор Доу, который предложил мне сделку. Он сказал, что эксперименты закончены, и они поняли, чем я могу быть им полезен. Мне предложили работать на ТАКС, а взамен я получал дом в каком-нибудь глухом месте, доступ к развлекательным каналам и ежесекундный контроль со стороны агентов до конца моей жизни.

Я уже тогда понимал, что это классическая схема «хороший полицейский — плохой полицейский», но делать было нечего, и я согласился. Я даже сумел выторговать себе сигары и алкоголь.

Это было лучшее, на что я мог рассчитывать.

* * *

Хуже всего то, что я не мог писать. Здесь не было компьютеров, не было планшетов, у агентов не было даже смартфонов, чтобы я не попытался их выкрасть, и у телевизора не было экранной клавиатуры. Бумагу и ручку мне выдавали агенты, и тщательно следили, чтобы я писал только то, что велено.

Что позволено.

Все остальное было сносным. Дом достаточно комфортный, лес вокруг тихий, телевизор постоянно что-то бубнил, а назойливость агентов можно было игнорировать с помощью алкоголя. Я уже смирился с тем, что так будет до самого конца моей жизни. Или до тех пор, пока ТАКС не найдет себе исполнителя получше, что, впрочем, все равно будет равнозначно концу моей жизни. Потому что вряд ли эти ребята когда-нибудь отпустят меня в свободное плавание.

Сюжеты постоянно лезли мне в голову, рождались новые метафоры и цветистые обороты, остроумные шутки возникали сами собой, и порой мне казалось, что я мог бы выйти на новый уровень, и все это даже сейчас лезет из меня на бумагу, но я стараюсь себя сдерживать и безжалостно вымарываю лишнее, потому что это не моя история, и она должна быть рассказана близко к тому, как я сам ее услышал.

А тогда… тогда я глушил творческий зуд в виски, моим лучшим другом был «Джек Дэниэлс», и я прекрасно понимал, что выжигая свои нейроны алкоголем, я пытаюсь сделать себя бесполезным для ТАКС и таким образом соскочить с крючка.

В тот вечер, разумеется, я был пьян. Я находился на той тонкой грани, когда ты уже все понимаешь про этот мир, но при этом тебя еще не начало от него тошнить. Этой грани трудно достичь, но истинное искусство заключается в том, чтобы на ней удержаться. Это не так просто, как можно подумать, но я почти достиг совершенства, и мог находиться в этом состоянии часами.

А потом, конечно же, меня начинало тошнить.

Но в тот вечер до тошноты было далеко, хотя все предпосылки были на месте. А еще в мою уединенную обитель, мою отшельническую пещеру (шестерых агентов я в расчет не беру, я даже не различал их по именам и привык считать их за мебель) прибыл директор Доу собственной персоной, что дало мне лишний повод