Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин

сказать, раствор еще не схватился. К объекту старший лейтенант Земляков выезжал лично, глубокомысленно оценил дизайн проводов в распределительных шкафах, полюбовался на затопленные корабли, и отбыл в офис опергруппы. Еще в активе группы числилось разоблачение шести эсэсовских упырей, пытавшихся залечь в лагере военнопленных под видом рядовых вермахтовцев.

Приказом сверху опергруппа «Город» утверждалась в составе семи человек — два офицера и пять бойцов рядового состава, два автомобиля. Вышло как обычно: офицер имелся, троих солдат дали, машины «будут на днях». Ну, автосредство Евгений закрепил явочным порядком — памятный «Опель-кадет» за опергруппой пока оставил, благо, сие волевое решение никто не оспаривал.

Вообще вышло хреново. Тыловая ссылка с понижением. Формально — старший офицер опергруппы, полномочия, должность и подчиненные — всё есть. В реальности — отстранение от серьезной работы. Это за героический штурм Королевского замка. Ну, заслужил, да.

После итогового совещания по штурму и результатам работы тов. Землякова вызвали на прямую связь с Москвой. Разговор был коротким, Евгений дважды ответил «так точно!», один раз «виноват!». Рецепт бывшей начальницы был верен — в подобных ситуациях самые верные формулировки. Возможно, помогло, могло быть еще хуже. Что ж, трудимся, в городе тоже кому-то нужно отрабатывать.

…— Ульбрихт, опишите характер вашей службы и получаемых технических заданий в период штурма города.

— Я не делал ничего ужасного, господин обер-лейтенант. Всего лишь обеспечивал работу электропитания бункера. Мы — вермахт, мы исполняли приказы…

Угу, вермахт он. С 37-го года вермахт, если и не выслужился, то повидал вдоволь самого разного…

Опергруппа «Город» квартировала рядом с комендатурой — по сути, одно здание, только подъезд отдельный, отсечен выгоревшей частью. Охрана комендатуры прикрывает — у самого «Города» из боевых мощностей имелся лишь сапер Звягин — боец опытный, но не всесильный. В штабной группе сержант-радист Горнявый и «свежая оперативная кровь» — рядовой Тяпоков, по прозвищу Тяпка. Чудесный военнослужащий, что и говорить: худой как глист, в очках — не эффектных-стильных, как у тов. Землякова — а обычных, с круглыми лупоглазыми стеклами в полноценные «— 4». Призван в марте, в общем, успел на войну. Прямо без слез на бойца не взглянешь. Но! Именно что чудесный солдат — тут без всяких иронических кавычек. Выручает серьезно. Тому, кто в строевом отделе прислал человека по запросу-заявке, нужно будет бутылку «Блютгерихт» (чтоб этому вину…) при случае в благодарность выслать. Запрашивали «грамотного, усидчивого, дисциплинированного, с хорошим почерком» — получите и распишитесь. Всего девять классов, это с учетом характерности военных образовательных лет, но пишет быстро и без ошибок, головой соображает, и главное — удивительная сознательность. И на фронт сам рвался, и важность бумажной работы осознает, и главное — из настолько интеллигентной семьи, что даже основами стенографии владеет. Ну не клад ли⁈

В остальном ничего приятного тов. Землякову в текущей ситуации не виделось и не предвиделось. «Кукушку» прищучат — в любом случае это случится, пусть и с непростительным опозданием — но это случится где-то у Пиллау, где разгораются жестокие бои. И прищучат уже без непосредственного участия группы «Город». Видимо, уже явочным порядком это случится, если следовать известной аналогии про зачищаемые замковые залы и комнаты — в самом последнем чулане и обнаружится кукушечий портал. Ну, так тоже бывает, когда заранее вычислить не получается.

Отрицательный результат — тоже результат. За него не награждают, да и гордиться нечем, но…. Да какое «но», откровенно говоря, крайне неприятно, а если нет шансов реабилитироваться, так неприятно вдвойне.

…— Встречались ли вы в последние недели и месяцы со служащими 87-й отдельной роты связи Люфтваффе[1]?

— Нет, господин обер-лейтенант, даже не слышал о таком подразделении. Полагаю, в городе такой роты не было.

Не врет обер-шютце. Интуитивное чутье появилось по части вранья и уклончивости показаний у тов. Землякова. Нестыковочки и шероховатости вычленяются сами, без особой работы мозга. Такая себе психология, не очень осознанная. Но помогает. Понятно, не стопроцентная оценка, но все же…

«Стопроцентный результат и безоговорочную победу демонстрируют только хреновые современные кинофильмы — там режиссеры патентованные идиоты с официальными справками из наркодиспансера» — сказала Катерина в телефонном разговоре. Застряла товарищ Мезина в Москве, всё там что-то уточняли и корректировали, собственно, и звонила для уточнения. Себя и перепроверяла — ростом «зигфрида», упокоенного прилюдно в Гросс-Фридрихсберге, интересовалась. Евгений сообщил свою версию, потом съездили в поместье, провели эксгумацию, замеряли документально, матерчатой рулеткой. Черт, ну что за служба стала, а? Впрочем, тогда еще Тимка был в опергруппе, с ним всё как-то легче сложности следствия обходились.

Эх, ушли лучшие оперативные силы. И было без них как-то немного тоскливо. Привычка, да. «Линда», ОМГП — знакомые, пусть поредевшие, но ставшие вдвойне надежными кадры.

Провожал лично — на то строгих запретных указаний не имелось, значит, допускалось.

Прошли первые автомашины с уже поблекшей и покоцанной «Л» на кабинах и бортах. Бойцы выглядывали из-под драных тентов, неформально козыряли начальству и тут же восхищались статной девицей-регулировщицей, стоявшей перед временным понтонным мостом. Во всем чувствовалась некоторая, пусть и временная, расслабленность — все же серьезное дело завершили, вот он — поверженный Кёнигсберг, в любую сторону смотри, оценивай, запоминай. Гигантские руины, закопченные, битые, исклеванные железом стены, искореженная, спихнутая с проезда техника…

— Не огорчайся, Жень, рано или поздно догоните, — великодушно сказал майор Васюк.

— Да что ж, здесь тоже нужно доработать, — не скрывая печали, напомнил товарищ Земляков.

Подполковник Коваленко отчетливо фыркнул.

Сердито начальство, оно и понятно — в Москву подполковник доложил подробно, скрывать о странностях замковых штурмов, возглавляемых штабными переводчиками, не стал. Подполковнику же и «прилетело» в первую очередь.

— Ничего-ничего, переводчиков и в мирной жизни не забывают, получишь еще свой орден, Женя, не обойдут, — утешил майор Лютов.

— Да он не за орден переживает, а за собственную дурость, — пояснил Коваленко. — Вот и пусть хорошенько запомнит это гадкое, но уместное чувство.

— А я чего, я запомню, — печально согласился Евгений.

Искреннее раскаяние на начальство тоже действует. Понятно, не сразу, но имеет смысл продемонстрировать.

Мимо пролязгали бронетранспортеры отряда — по сторонам от моста, на набережной, уже скопилась очередь представителей иных частей. Хозяйственники,