"Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев

Во второй деревне всё прошло гораздо тише. Никто никого из участников фильма не узнал. Видимо, ребята ошиблись и приехали не туда. В целом народ порадовался за крестьян. Надеюсь, слухи о «рае» пойдут гулять, а вместе с ними и мысли у крестьян о том, что не земли помещичьи нужно отбирать (чего их отбирать в и так неурожайных регионах?), а распахивать степи на юге. Сейчас крестьяне зациклены на одной идее о земле, которая им перепала после отмены крепостного права, но в недостаточном количестве. Большевики потом, используя лозунг «Земля – крестьянам!», получат огромную поддержку. Начнём понемногу перебивать эту агитацию.

Это я обладаю знаниями, что землю большевики сначала раздадут, а затем начнут отбирать, загоняя всех в колхозы. Если взять моих последних переселенцев на хуторе, то таких действительно нужно в колхоз. Вести индивидуальное хозяйство они не умеют, да и не хотят. Выращивают ровно прожиточный минимум. Зато такие, как Архип, со временем станут богатыми фермерами. Зачем им коллективизация?

Помню из бабушкиных рассказов, что у неё в семье было одиннадцать детей, все работящие, крепкие. Когда после революции раздали землю, то бабушкина семья получила её по числу едоков. Прибавить к этому, что дело было на Кубани да с трудолюбивым семейством. Года за четыре развернулись так, что комсомольцы пришли их раскулачивать. Старших братьев забрали на допрос куда-то в районный отдел. Били, допрашивали, не кормили. Потом-то отпустили домой, но парни не дошли, умерли по дороге. Одну бабушкину сестру убили охранники колхозного сада. Зачем она шла через тот сад, я тогда не задавался этим вопросом. Меня всегда возмущало, что за пару яблок могли убить. Безусловно, бабушка не договаривала, что могли ещё сделать крепкие сторожа с девушкой. Потом её сбросили в пустой колодец, на дне которого лежала старая борона. Упав на неё, девушка умерла от ран и кровопотери. Представьте, я слушал эту историю, будучи пионером. Не верил совершенно. «Бабушка! Не может такого быть!» – доказывал я. Ну как же, у нас же комсомол и партия совсем о другом талдычили. А насильно загоняли в колхоз несознательных элементов. Бабушкины родители в колхоз категорически отказывались вступать. Верующими были, комсомольцев на дух не переносили, особенно когда они выгребли у них всё до последнего зёрнышка. Голод на Кубани 1932–1933 годов был создан искусственно. Еду получали только те, кто работал в колхозах, и то один раз в день, в обед. Бабушке каким-то образом удалось устроиться поварихой. Бегала подкармливать родителей из того скудного пайка, что имела сама. Родители уже не вставали, лежали опухшие от голода. Кормить приходилось с рук. Больше всего бабушка горевала, что комсомольцы, шарившие по домам, унесли чугунок с кашей, который бабушка оставила в печке. Оказывается, была такая директива свыше – изымать продукты вместе с посудой.

Помню ещё одну страшную историю тех лет, когда за бабушкой погнались двое мужиков с топорами. Не знаю, насколько правда, что это были людоеды. Собак, кошек и даже крыс сожрали быстро. И ходили слухи о тех, кто питался человечиной. У меня эта история о людоедах всегда вызывала недоверие. Ну, вдруг эти мужики просто хотели спросить: «Не подскажете, как пройти в библиотеку?» Угу. С топорами.

Из станичников пережили голод тридцатых годов меньше половины. Даже если родители шли в колхоз, то кормили обедом только того, кто работал. Детям и старикам, сидевшим дома, еды не полагалось. Иногда детям вешали на шею маленький узелок с зерном. Под рубахой его не было видно, а ребёнок мог в течение дня как птичка поклёвывать эти крохи еды. Секретом для комсомольцев это не стало. Вскоре начали обшаривать детей, срывая узелки. И никакие мольбы и плач не действовали. В советские времена это было заменено красивой фразой о перегибах на местах. Из бабушкиной большой семьи выжили только три сестры. Казаков в станице совсем не осталось. Кто-то погиб в Гражданскую войну, кого-то расстреляли позже.

Потому сейчас я работал и прогрессорствовал в этой реальности, чтобы в будущем подобных перегибов не было. Как и самих колхозов…

В Петербурге было прохладно и дождливо. Володька своей загорелой и цветущей моськой резко выделялся на фоне горожан. Николай Васильевич недовольно скривился при виде «плебейского» цвета лица у сына. Так, нужно заняться витаминами и конкретно витамином D. Вере, конечно, дел и без этого хватает, но пусть не синтезирует, а только доступно опишет метод. Давно пора просвещать народ, что пудра и зонтик от солнца не самые полезные вещи в нашем климате. Император, например, игнорирует любые козырьки, даже у моряков ввёл моду на бескозырки. Ходит – «лицом загорает». А профессор увидел смуглого сына и скривился.

Долго беседовать мне было некогда. Пообещал, что зайду в ближайшие дни, и поспешил к Серёге. Багаж уже доставили без меня. У Серёги был полный аврал – шёл монтаж оборудования кузнечного цеха, что-то ещё делалось. Он упомянул только о проблеме с собственным магазином на территории.

– Пришлось пекарню строить, – пожаловался Серёга. – Хотел как лучше, а получилось всё через одно место. Устин твоё зерно на мельницу отвозил, потом в магазине продавал муку. Как я и приказывал, цены не завышал. Так эти работяги быстро смекнули, всё выгребли и перепродали. А потом им самим пришлось втридорога покупать хлеб за пределами завода.

– Вот поставишь пекарню, а не начнут ли они хлебом торговать? – усомнился я в разумности идеи.

– Не… теперь хлеб только для столовой будет. Обеды сделаю бесплатными. Овощи пойдут по той цене, что и на рынке в городе. Больше ничего в магазине не станем продавать.

Так что проблем и у Серёги хватало.

Я быстро пересказал новости. Обсудили нашего «киллера». В письмах я намёками сообщил Серёге, как один наш хороший знакомый, бросив все дела, тайком приехал в Петербург, а затем хорошее ружьё в Неве утопил.

– Что сделано, то сделано, – резюмировал Сергей. – Теперь будем плясать от того, что есть… У нас появились неплохие завязки среди медиков.

С господами Афанасьевым и Романовским я встретился через день. С Афанасьевым мы подробно обсудили черновик моей статьи. Он очень удивился, что такое могло прийти в голову провинциальному промышленнику. Пообещал подтвердить или опровергнуть мои наблюдения по поводу никотина более тщательными исследованиями.

Романовский был менее сдержан в эмоциях. Только что по потолку не бегал от восторга. Рвался сам поехать в Екатеринодар. То готов был бросить всё и принять участие в исследовании препарата, то, напротив, требовал