Песнь Надежд - Михаил Злобин

Увеличить количество патрулей. Ввести в городе комендантский час. Всякого, кто окажется на улицах после заката, казнить на месте. Немедленно подключить к поискам всю варварскую знать, которая ещё не покинула город… Что стоишь⁈ Выполнять!

Темноликая дисциплинированно кивала в такт каждому озвученному пункту. А после финального гневного окрика умчалась прочь, отсалютовав напоследок.

Оставшись один, Вох-Ууле подошел к стоящему в углу сундуку и снял с цепочки замысловатый наборный ключ. Выставив нужную комбинацию, он отпёр крышку и извлёк на божий свет бесценную реликвию — шкатулку из чёрного хрусталя. Эта вещица стоила дороже, чем целый варварский городишко, а то и вся эта никчёмная страна…

Бережно погладив пальцами прохладную крышку, кардинал нащупал на ней небольшой, но острый выступ. Глазом его заметить практически невозможно, настолько он тонок. Но его длины вполне хватает, дабы проткнуть кожу. Почему-то всем божественным реликвиям в той или иной степени требуется кровь. Но да кто такой Ууле, чтобы ставить под сомнение замыслы высших сил?

Надавив на выступ, старейшина ощутил, как черный хрусталь практически безболезненно кольнул палец. Тёмно-рубиновая капелька показалась на месте пореза и тотчас же впиталась в шкатулку без малейшего следа. Раздался щелчок, и крышка подскочила на толщину волоска. Артефакт был готов к использованию.

Вох-Ууле склонился над столом и зашептал устное послание, которое прозвучит из точной копии этой шкатулки, находящейся в Капитулате сразу, как только откроют крышку. Кардинал изложил всё, что узнал, а также поделился собственными умозаключениями. Теперь оставалось лишь ждать ответа от Рен-Хаана…

Глава 8

После разведывательной вылазки все Безликие, вернувшиеся с улиц, пребывали в угрюмом и задумчивом молчании. Новый облик города их неприятно удивил. Массовые казни, узилища под открытым небом, абсолютный беспредел темноликих, отношение к населению хуже, чем к скоту — всё это видел каждый из них в том или ином проявлении. Хотя, казалось бы, после того, что мы застали в деревне в полудне пути от Клесдена, иллюзий никто уже не должен питать. Но это мне, уроженцу другого мира, легко рассуждать. В нашей истории хватало жутких эпизодов, которые заставили бы даже самых матёрых аборигенов покрыться холодным по́том от осознания масштаба пережитых моими предками трагедий. А вот молодых озарённых, кои до вступления в моё братство успели повидать далеко не все ужасы войны, проняло не на шутку. Я бы даже сказал, что некоторые будто были готовы опустить в бессилии руки. Если, конечно, я не придумаю, как их вдохновить на борьбу.

Итак, выслушав все доклады, мне удалось собрать приблизительную картину реальности. Клесден захвачен целиком. Анклавов сопротивления нет ни малейших. Защитники трех цитаделей — Гарды, Руны и Тверди убиты. Их разложившиеся тела алавийцы вывесили вдоль Вековой Аллеи, спустив всем казнённым штаны для пущего унижения. Представители патриаршей власти разбежались кто куда. Многие рванули на север — в Равнинное Княжество. Причем, как я подозреваю, безвозвратно.

Что касается знатных фамилий, коих в Клесдене на постоянной основе проживало около восьмидесяти, то тут слухи сильно разошлись. Одни горожане верили, что аристократы ушли в подполье и организовали сопротивление. Другие утверждали, будто бы дворяне сбежали, поджав хвосты и побросав пожитки. Третьи шепотом уверяли, что нобили предали патриарха и стали активно сотрудничать с захватчиками. И, по чести говоря, все версии выглядели реалистичными. В действительности, как мне кажется, знать поделилась на неравные категории. Большинство покинули свои поместья. Значительно меньшая часть осталась и разделила все невзгоды поражения с народом. Не исключаю, что высокородные могли найти себе временных союзников в лице криминала. Однако никаких значимых или решительных действий от этого подполья мы не заметили.

Ну и, конечно же, среди аристократов гарантировано нашелся определённый процент изменников, решивших, что сотрудничество с темноликими спасёт их шкуры. Откуда-то в обществе поселилось стойкое заблуждение, будто бы альвэ наделены каким-то особым великодушием и благородством. Дескать, вторженцы могут резать чернь, как угодно. А вот любого дворянина они ценят, привечают и никогда не посмеют поднять на него руку. Эх, жаль, не видели эти коллаборационисты, как алавийцы высаживали голыми задницами на колья представителей знатных семей под стенами Арнфальда. Интересно, какое бы тогда оправдание придумали этому…

Точное количество захватчиков в Клесдене по-прежнему оставалось неизвестным. Народная молва, как это водится, склонна к преувеличениям. А потому горожане на голубом глазу рассказывали о сотнях тысяч молдегаров, оккупировавших всё и вся аж до самой границы с Медесом. Но я предполагал, что солдат у противника едва ли больше четырнадцати-пятнадцати тысяч. То есть в три раза больше, чем пало у столицы. И судя по мрачным лицам магистров, они в уме производили приблизительно те же самые вычисления. Оттого вера в победу над таким полчищем алавийских псов у моих последователей была слаба. Но это только потому, что не все понимали одну простую истину. Хочет Капитулат того или нет, но мы практически поменялись местами…

— Что ж, теперь можно констатировать, что темноликие сами загнали себя в ловушку, — как бы между делом изрёк я.

Негромкие беседы тотчас же смолкли, а в мою сторону обратилось два десятка заинтересованных взглядов.

— О чём вы, экселенс? — недоумённо спросил один из озарённых. — Альвэ вцепились в Клесден хлеще, чем голодный волк в кость. Скорее, это мы забрели прямиком в логово зверя…

— С одной стороны, так и есть… а с другой? — хитро ухмыльнулся я.

— А что с другой? — не поняли меня собеседники.

— Мы уже здесь. И мы прекрасно знаем, кто наш противник, сколько у него солдат и даже приблизительно понимаем, где засели его лидеры. Алавийцам же известно только то, что у их врагов нет лиц…

Магистры недоумённо переглянулись, не прослеживая логики в полёте моей великой мысли. Поэтому пришлось пояснить:

— Видите ли, какое дело, экселенсы, — менторским тоном заговорил я, заложив руки за спину, — мне довелось прочесть больше полусотни трактатов, посвященных военному искусству. И в каждом из них один аспект войны оставался неизменным — враг был виден и понятен. Но мы с вами сломаем эту концепцию. Что сделают алавийцы, если не поймут, кто им противостоит? Да, у них есть тысячи элитных солдат, готовых по одному слову командиров прыгнуть хоть в пропасть. Но какой с них прок, если напротив не стоит другая армия? Кого бить? Кого побеждать? Куда бежать, если твой враг сама ночь? Как сражаться с тем, кого не видишь и даже не знаешь, кому мстить за мелкие поражения? Неопознанная угроза пугает. Думаю, даже безмозглых молдегаров постигнет