Корпорация лжи - Эдуард Сероусов

Она сделала паузу.

– Первые три дня всё шло по плану. Участники проводили в лаборатории по шесть часов, работая с интерфейсом, заполняя опросники, участвуя в групповых дискуссиях. Уже к концу третьего дня мы зафиксировали значительное изменение их мнений по ключевым политическим вопросам – именно в том направлении, которое было запрограммировано.

– То есть, система работала, – кивнул Максим.

– Да, и слишком хорошо, – Елена нахмурилась. – На четвертый день мы увеличили интенсивность воздействия. И тогда начались проблемы.

Она достала из сумки планшет, активировала его и передала Максиму. На экране было видео – мужчина средних лет в белой комнате, сидящий перед компьютером. Он выглядел нормально, спокойно работал с интерфейсом. Внезапно он вздрогнул, огляделся по сторонам, словно услышав что-то. Затем начал говорить, обращаясь в пустоту. Его лицо исказилось страхом.

– Он начал слышать голоса, – пояснила Елена. – Утверждал, что кто-то говорит в его голове, приказывает ему что-то делать. Сначала мы думали, что это психотическая реакция на стресс. Но потом…

Она пролистнула видео вперед. Теперь на экране была женщина, молодая, привлекательная. Она сидела неподвижно, глядя в одну точку, не реагируя на обращения персонала.

– Кататония, – сказала Елена. – Полная потеря контакта с реальностью. Три часа она просидела так, не двигаясь, не моргая. Потом начались судороги.

Еще один свайп – и на экране появился третий участник, молодой мужчина, который неожиданно начал биться головой о стену с такой силой, что потребовалось вмешательство охраны.

– Всего из двенадцати участников у пяти развились тяжелые психические расстройства, – Елена выключила планшет. – Трое из них до сих пор находятся в психиатрической клинике. Один пытался покончить с собой. Одна в коме.

Максим почувствовал, как холодеет внутри.

– И что сделал Савин?

– Закрыл тесты, распустил группу, засекретил все материалы, – Елена горько усмехнулась. – А потом приказал "скорректировать параметры воздействия" и продолжить работу. По его мнению, проблема была не в самой идее прямого воздействия на подсознание, а в "технических деталях реализации".

– И вы продолжили работу? – Максим не скрывал осуждения в голосе.

– А что я должна была сделать? – тихо спросила Елена. – Уволиться? Выйти с пикетом к зданию "НеоСферы"? Обратиться в полицию, которая подчиняется тем же людям, что курируют проект?

Она покачала головой.

– Я осталась, потому что внутри системы у меня есть хоть какой-то шанс влиять на происходящее. Смягчать последствия, вносить изменения в методики, тормозить наиболее опасные направления исследований. Если я уйду, на моё место придет кто-то без моральных ограничений.

Максим понимал её логику. Он сам сейчас руководствовался схожими соображениями, оставаясь в проекте, чтобы найти способ его остановить.

– И что сейчас? – спросил он. – Они продолжают тесты?

– Да, но с меньшей интенсивностью воздействия, – кивнула Елена. – Новая фокус-группа, "Бета-1", уже неделю проходит тестирование. Пока без серьезных побочных эффектов, но… – она замолчала, подбирая слова, – есть тревожные признаки. Изменения личности, которые сохраняются после окончания воздействия. Участники не просто меняют мнение по заданным вопросам – они начинают иначе мыслить, иначе реагировать на мир вокруг.

– Зомбирование, – мрачно резюмировал Максим.

– Не совсем, – Елена поморщилась. – Скорее, глубокое программирование. Люди сохраняют свою индивидуальность, память, навыки. Но их базовые установки, ценности, модели восприятия реальности – всё это меняется. Они становятся… другими людьми, не понимая, что с ними произошло.

Максим представил, как такая технология применяется к миллионам пользователей "НеоСферы", и его передернуло от ужаса.

– Это нужно остановить, – твердо сказал он. – Любой ценой.

– Я согласна, – кивнула Елена. – Но как? "Призма" – проект национального масштаба, с поддержкой на высшем уровне. Против такой машины не выстоять в одиночку.

– Не в одиночку, – Максим внимательно посмотрел на неё. – Нас уже как минимум двое. Возможно, больше.

– Вы имеете в виду Алису Краснову? – спросила Елена, удивив Максима своей осведомленностью. – Да, она тоже начала задавать вопросы после инцидента с "Альфа-7". И Игорь Лазарев, хоть и держится в стороне, но явно не в восторге от проекта.

– Откуда вы знаете про Алису? – насторожился Максим.

– В "НеоСфере" у стен есть уши, – Елена слабо улыбнулась. – А у психолога есть глаза, чтобы видеть то, что другие пытаются скрыть. Алиса изменилась после того, как увидела результаты тестов "Альфа-7". Она больше не тот беззаветно преданный Савину солдат, каким была раньше.

– Вы ей доверяете? – прямо спросил Максим.

Елена задумалась.

– Не полностью, – наконец ответила она. – Алиса слишком долго была частью системы. Её лояльность может колебаться. Но я верю, что сейчас она искренне обеспокоена этической стороной проекта.

– А Лазарев?

– Лазарев, – Елена усмехнулась, – в первую очередь заботится о себе. Он не хочет быть частью чего-то, что может обернуться скандалом и ударить по его репутации. Но при этом у него есть связи и ресурсы, которые могут быть полезны.

Максим обдумывал услышанное. Если Елена права, то у него потенциально было уже три союзника – она сама, Алиса и, с оговорками, Лазарев. Плюс Павел, хотя судьба программиста оставалась неизвестной.

– Мне нужно больше информации, – сказал он. – О текущем состоянии проекта, о планах внедрения, о технических деталях последней версии "Призмы". И особенно – о том, где держат Павла Зорина.

– Зорина? – Елена нахмурилась. – Вашего программиста? Я слышала, он уволился.

– Это официальная версия, – Максим покачал головой. – На самом деле его задержали люди Пронина. Он нашел доказательства истинной природы "Призмы" и пытался их скопировать.

– Я не слышала об этом, – Елена выглядела встревоженной. – Но могу попробовать узнать. У меня есть доступ к психологическим профилям сотрудников службы безопасности, и некоторые из них… разговорчивы в определенных обстоятельствах.

– Только осторожно, – предупредил Максим. – Если они заподозрят что-то неладное…

– Я психолог, Максим, – Елена позволила себе легкую улыбку. – Моя работа – задавать вопросы так, чтобы люди не понимали, что их допрашивают.

Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли.

– Что вы планируете делать дальше? – наконец спросила Елена.

– Собирать доказательства, – ответил Максим. – Через три дня будет плановое обновление системы безопасности в лаборатории, мониторинг отключится на пятнадцать минут. Это шанс скопировать ключевые документы.

– Рискованно, – нахмурилась Елена. – Но необходимо. Я могу помочь – отвлечь внимание охраны, создать какую-нибудь проблему в другой части лаборатории.

– Это было бы очень кстати, – кивнул Максим.

– И еще, – Елена открыла сумку и достала небольшой конверт. – Здесь копии моих личных записей о проекте "Призма". Наблюдения, анализ, выводы. Без технических деталей, но с психологической и этической оценкой. Я вела этот дневник с самого начала своего участия в проекте. Это может послужить дополнительным доказательством.

Максим взял конверт, чувствуя его тяжесть – не физическую, а моральную. Каждый такой документ был не просто бумагой, а потенциальным смертным приговором для того, кто его создал.

– Спасибо, – искренне сказал он. –