Кодекс Охотника #39 - Юрий Винокуров

было никого. Кара не взяла ни одного из Звёздных Леопардов из своего нового прайда. Я же не взял никого из своих людей. Нет, мы не договаривались. Я просто решил, что так будет правильно. Ведь это, возможно, наша последняя Охота.

Как бы я ни усиливал свою пантеру, она всегда бы оставалась «одной из»… Одной из моих питомцев. Одной из моих бойцов. Одной из моей… А я не хотел, чтобы она была «одной из». Она была первым настоящим другом, который появился у меня в этом мире, который поддерживал меня, и который был готов отдать за меня свою жизнь. Это я знал точно.

А ещё она была наследной принцессой. И хотя Карамелька не говорила этого вслух, но я знал, что она скучала по родине. Последней каплей была переданная мне через Кодекс весточка от моих братьев, что королева Киара заболела. И почти истребленному племени вулканических пантер в ближайшее время грозило остаться без предводительницы. Им просто необходима была новая сильная королева, которая поведёт их за собой. А учитывая детей Кары, возможно, вулканические пантеры превратятся во что-то более мощное и значимое. Я в этом был практически уверен.

Вот только как называть милых котиков, что могли с одинаковой силой ударить молнией или же выжечь мозг огнём, я не придумал. Ну, в качестве рабочего варианта у меня было: «Звёздные Пантеры». Каре это понравилось. Она приняла это благосклонно, но я понял по её реакции, что это ей не совсем приемлемо. А я не стал настаивать, ведь это её народ, её дети. И именно она должна придумать название своему новому виду.

Так что сейчас мы охотились. Прямо как в старые добрые времена, выбрав радужный Разлом, который костью в горле стоял у наших Истребителей. Гигантских жуков было чрезвычайно сложно расковырять. Об них ломались мечи и копья, а магия на них действовала как-то выборочно. Поэтому он находился в категории проблемных.

А я ведь люблю проблемы. Ещё больше я люблю их устраивать. Но и решать тоже иногда приходится. Проблемы — это весело. И прямо сейчас мы веселились на полную.

Мы с Карой шли позади дюжины её молодых детей настороже, но не вмешивались в битву. Мы наблюдали с умилением и где-то с восхищением, как ловко молодые пантеры расправляются с противником. Если бы мы были одного вида, то нас можно было со стороны принять за любящих отца и мать. Но, учитывая, что я всё-таки человек, а она пантера, то, наверное, после того, сколько я сил, энергии вложил в этих детишек, меня по праву можно было назвать крёстным отцом. Да, наверное, так будет правильно.

Мои крестнички тоже веселились, безжалостно выжигая мозги у тварей, что пёрли слева, справа, сверху и снизу. Хотя в какой-то момент даже эти тупые сволочи поняли, что что-то идёт не так, и кошкам пришлось буквально выколупывать их из тех щелей, куда те залезли.

Моих добытчиков, которые сейчас курят снаружи, ждёт хороший улов. Из этих панцирей получится отличная броня. Как на Одарённых людей, которые смогут выдержать их вес, также и на технику, что сделает её практически неуязвимой для любых атак врага.

В общем, всё было хорошо, кроме одного «но» — враги заканчивались. Это я видел через Шнырьку. Да и сам чувствовал сигнатуры живых существ, которых осталось в этих пещерах не так много. А это значило, что охота подходит к концу. Последняя охота, после которой мы будем прощаться.

Последний особо жирный жук сопротивлялся чуть дольше. Но шансов у него не было. Большие котята играли с ним, как с игрушкой, что подарил им хозяин. Когда умирающий жук собрался испустить последний дух, молодой самец призывно мяукнул, призывая мать. Кара неспешно подошла и, пробив толстую броню головы, как простую бумагу, прикончила последнее чудовище.

После чего по воздуху пробежала живительная сила энергии закрывшегося Разлома. Я с улыбкой забрал свою часть, подумав, что давно не чувствовал ничего похожего. Когда убиваешь богов, энергия совсем другая на вкус. Когда убиваешь тварей, это тоже непохоже. Но в зависимости от твари, ты испытываешь разные ощущения. Здесь же в Разломе это было похоже или на тёплый душ, или на прохладный ветер. Приятное ощущение, по которому я скучал.

— Что ж, — с улыбкой я увидел, как гордая пантера, только что без проблем уничтожившая огромную, неуязвимую тварь, медленно подошла ко мне и с мурчанием потёрлась мне об ногу.

Я провёл рукой ей по голове, совсем как раньше, когда мы лежали на старом диване в съёмной квартире. Тогда я изучал на планшете локации, выискивая цели для нашей новой охоты, а Кара лежала рядом, положив голову мне на колени. Нам было уютно и хорошо в прошлом. Но жизнь продолжается и всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

— Надеюсь, когда я вернусь, Аня перестанет плакать, — хмыкнул я, глядя на Карамельку.

«Анна — умная самка. Большую часть времени она сдерживает эмоции ради рода и тебя лично. Так что, если она хочет поплакать, то пусть поплачет», — невозмутимо пришёл мне мыслеобраз от большой кошки.

— Но плачет-то она от расставания с тобой, — покачал головой я. — Не понимаю, почему. Ты же не пропадаешь никуда. Как только барьер окончательно спадёт, перестав работать только на выход, мы снова увидимся и попадём к тебе в гости.

«Ты плохо знаешь женщин, хозяин», — сейчас в мыслях у кошки появилась лёгкая снисходительность, и даже сарказм. — «Обычно нам не нужен повод, чтобы плакать, а тем более логическое основание для этого. Тебе повезло, что у тебя исключительно сильные женщины. Если б ты жил среди простых женщин, то эту влагу из ваших человеческих глаз ты видел бы гораздо чаще».

— Ну, значит, мне повезло, — с улыбкой сказал я, погладив её ещё раз по голове, и с удивлением увидел, что неизвестно откуда взявшаяся капля упала на мягкую шерсть головы Карамельки.

«Вот видишь, ты тоже плачешь, мой могучий господин и великий Охотник», — а на этот раз ее мысль не содержала никакой насмешки, лишь бесконечную нежность и любовь.

— Это мне просто в глаз что-то попало, — хмыкнул я и вытер глаз рукой, с удивлением увидев влагу и на ладони.

«Да-да, конечно. Мужчины ведь не плачут», — в мыслях Карамельки опять проскользнуло веселье.

Поддавшись внезапному порыву, я крепко обнял свою большую кошку, зарывшись лицом в её короткую, тёплую шерсть, от которой приятно пахло чем-то вроде мёда.

«Если ты меня