Осколки будущего - Алевтина Ивановна Варава

– Итак, дорогие, я сделаю что смогу, если здесь, конечно, вообще есть нужный телефон. Завтра утром созвонимся. Постарайтесь отдохнуть.

– Легко вам говорить, – пробурчала Аня, даже не надеявшаяся сегодня уснуть. – Удачи, Евгения Витальевна. Звоните, если что.

– Хорошо. Я обязательно пообщаюсь с этим Колей сегодня. И будет просто супер, когда и на нём появится наше любимое платье в горошек.

Интермедия: Ника

Иногда мне кажется, что конец света всё-таки наступил с приходом 2000 года, когда его все так радостно ожидали. По крайней мере он наступил для меня. Финал одной жизни и начало другой, но речь идёт не о взрослении.

Я даже почти уверен, что попросту не рехнулся той ночью. Уверенным на все сто я быть не могу, ведь сумасшедшие никогда не считают себя таковыми. А я даже не знаю, что лучше.

Они ворвались в мою действительность стихийно и резко, страшным сном, от которого я всё никак не очнусь. Мне должно было скоро исполниться двенадцать, я чувствовал себя очень самостоятельным. Отец, тогда ещё нас не бросивший, вытащил меня и маму встречать новую эру куда-то за город. Помню сосновый лес и деревянные домики, замёрзшее озеро и аппетитный аромат жареного мяса, витавший всюду. Тогда я был в восторге.

Человечество упоённо дожидалось апокалипсиса, об этом непрестанно шутили. Что, вероятно, тоже сыграло роль в моём восприятии. А может, именно это и имели в виду мудрецы прошлого – пришествие демонов в наш мир? Не знаю, водились ли они тут раньше, не знаю, видит ли их кто-то, кроме меня. Не уверен даже, что они существуют.

Мы с детьми отцовых приятелей играли в прятки в сосновом бору. Уже потемнело, было около шести или семи часов. Я забежал куда-то особенно далеко и притаился в заснеженных зарослях, когда услышал шаги. Я думал, это мои новые друзья, но вместо них пришло чудовище. Тогда – впервые.

Сначала я принял его за медведя: это было двухметрового роста, с длинной шерстью. Но то, что я посчитал ветками над его головой, оказалось раскидистыми рогами. А когда оно расправило крупные мохнатые крылья, я убедился: передо мной неземное создание. Я сидел в своих кустах ни живой ни мёртвый от ужаса и молился, чтобы демон убрался, не заметив меня, но он, верно, учуял запах. Честно говоря, я решил, что это конец.

Но вместе с первым чудом случилось и второе. В попытке закрыться от него я смог обуздать ветер: он потоком понёсся от моих окоченевших рук в монстра. И третье чудо увенчало два предыдущих: демона отбросило на толстый сломанный сук, насадило на него, пронзив насквозь. Он взвыл так, что должна была содрогнуться вся округа. А потом взорвался ослепительным разноцветным светом. И исчез без следа.

Наверное, я повзрослел в те короткие минуты, навсегда отделившие прошлое от будущего, меня прежнего и всё, что существовало до, от меня и этого нового сумрачного мира после.

Я был ребёнком, но, несмотря на испуг, удивление, эйфорию волшебного спасения, понял: в мою историю ни за что не поверят ни сверстники, ни старшие.

В тот вечер я много размышлял и потом ещё долго трусил оставаться один. Я совсем разучился спать, хотя с этим всегда были проблемы. Мама ругалась, баюкала – и я привык закрывать глаза и полностью расслабляться, чтобы не огорчать её. Лежать так много часов. Но после появления демона я уже не мог этого. Боялся опустить веки и подпустить к себе чудовище. Лишь со временем я перестал дёргаться от каждого шороха, хотя спать так уже никогда и не смог.

Очередного демона – уже совсем другого, но тоже с крыльями и рогами, впоследствии пропавшего в ярком многоцветье, – я встретил только через полгода. А потом ещё, и ещё, и ещё.

Я никогда не узнаю, сошёл ли с ума тем предновогодним первым вечером, блуждаю ли теперь в плену лабиринта безумия, или весь мир безумным жил и живёт испокон веков, избрав меня зачем-то, чтобы показать свою уродливую изнанку. Никто не расскажет мне этого, потому что я сам никому и никогда не расскажу о своих демонах, внутренних или реальных – на самом деле не так уж и важно.

Глава IV: За́мок

Аня и Кристина болтали почти до рассвета, хотя одноклассница всё ещё сипела – сорванный у реки голос дал о себе знать, как только пропал колдовской костюм. Выдохшаяся от волнений Салли быстро заснула, а вот девочки и не пытались. Им было о чём поговорить. Пожалуй, за эту ночь Аня выяснила о Кристине Прошиной больше, чем за весь период совместного обучения. Приключение – с заглавной буквы! – разрушило между ними барьер. И на Аню хлынул бурлящий поток. Будто дамбу прорвало, и всё, что раньше сдерживалось тщательно выстроенными искусственными опорами, ринулось наружу. Она даже немного испугалась излияний одноклассницы. Та просто сыпала признаниями, да какими! Кристина всегда была тихой, себе на уме, застенчивой отличницей их класса. Носила глупые вещи, держалась особняком и уже года два сидела одна за первой партой прямо перед столом учителя. Евгения Витальевна оказалась права: девочку, конечно, задевало то, что её дразнят. Детская жестокость довершила процесс отмежевания. От всего.

Но у Кристины имелись и другие причины оставлять сверстников на расстоянии. Оставлять на расстоянии всех.

Оказывается, Аня не знала о ней ничего. Ровным счётом.

Может быть, именно потому, что Крис никогда и ни с кем не делилась некоторыми особенностями своего бытия (не имеющими, впрочем, к магии никакого отношения), сейчас, когда общее переживание сблизило её с кем-то, – потянуло на откровения. К тому же на фоне того, с чем они столкнулись сегодня, собственная история уже не представлялась такой ужасной и отталкивающей, чтобы не осмеливаться проговорить её вслух.

Дело в том, что мать Кристины Прошиной находится в сумасшедшем доме.

С самого детства Кристина больше всего на свете боялась, что об этом станет известно, потому и сторонилась людей. По решению отца и бабушки она не навещала эту женщину. Родственники опасались травмировать психику ребёнка – ведь безумие бывает наследственным. Возможно, потеряй Кристина мать в осмысленном возрасте, успела бы привязаться и скучала или имела потребность во встречах. Но они даже не были знакомы: мать лишилась рассудка почти сразу после родов, если не до них. И потому воспринималась постыдной обузой, бременем, из-за которого Кристина избегала любого общения. Иногда даже казалось: лучше бы родительница умерла. Ведь стоит хоть кому-то узнать – жизнь будет кончена. Всё станет кошмарнее в сотни раз. Её затравят.

Пришлось придумать, почему никто не видит маму Кристины, но,