Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Увы, но князь Александр Шумаровский ненадолго пережил себя иной реальности и в прошлом году покинул сей бренный мир и все его владения по духовной грамоте отошли к малолетнему сыну, за которым присматривать был оставлен племянник, прославившийся к тому времени на государевой службе куда больше, чем сам дядя. Всё же Леонтий не раз бывал вторым или третьим воеводой в походах против татар, воеводствовал в городах, причём не только малых, типа Вороноча, но и в довольно крупных, как Торопец или Коломна, да только попал в опалу после речного побоища 1524 года и с той поры на службу не вызывался, проживая в своей вотчине, да помогая дяде с его хозяйством.

При этом, как и остальные Шумаровские, Леонтий числился бездетным, и Андрей, для которого овечьи пастбища князей были крайне нужны, всё горло изодрал, доказывая своим торговым партнёрам, что негоже это, ежели род пресечётся из-за отсутствия сыновей. Это он был ещё достаточно молод, чтобы заиметь наследника, а они ведь уже давно за сороковник перевалили. Даже поругались однажды, когда Андрей, не сдержавшись, выпалил в запале, что мол, коль жена не может, пусть полюбовница сына родит. Всё одно, кровь-то отцова в жилах течь будет. Леонтий тогда долго дулся, а вот Александр, похоже, слова андреевы на ус намотал (а может просто более рьяно жену любить начал), но стал-таки отцом розовощёкого карапуза, которому и передал свой титул князей Шумаровских. А Леонтия к нему за пестуна оставил.

Андрей же, убедившись, что род не зачахнет на Мамоте, вздохнул изрядно свободнее. Это ведь лучше, чем если выморочная вотчина государю отойдёт, а дело, которому князь последние десять лет всю душу отдал, прахом развеется. Да только, видать, поторопился он с радостью: и пары лет не прошло, как слёг Мамот с сильнейшей простудой и угас столь быстро, что даже андреевский лекарь не успел до больного добраться.

Нет, Андрей, хоть и готовился к чему-то подобному, но смерти другу и соратнику вовсе не желал и надеялся, что Александр Шумаровский проживёт ещё не один десяток лет, но судьба распорядилась по-своему. Так что пришлось Леонтию брать бразды правления на себя куда раньше, чем планировалось, благо что он хоть понятие имел, что и как делать надобно. А то ведь за последние годы проблем в хозяйстве у Мамота прибавилось. Так, со второй попытки, удалось, пусть и значительно переплатив, прикупить в Испании через третьи руки несколько голов тонкорунных мериносов. Вот только в землях "овечьего короля" они приживались с трудом. Климат что ли был "испанцам" не совсем подходящий, но несколько ягнят сдохли ещё до того, как смогли дать потомство. Впрочем, выжившие вроде бы постепенно акклиматизировались и теперь чувствовали себя довольно неплохо, но было их ещё слишком мало, чтобы говорить о промышленном использовании мериносовской шерсти. Пока что их пасли и содержали отдельно от других пород и не позволяли мериносовским овцам гулять с чужими баранами, хотя баран-мериносов довольно активно скрещивали с чужими овцами, надеясь получить от них достаточно тонкорунное и климатоустойчивое потомство. И пусть этим занимался не сам князь, а специально обученные люди, включая и пару ногайцев, взятых в виде военной добычи, но смена владельца могла сильно повредить налаженному делу.

Впрочем, овцеводство-овцеводством, но и местнический счёт ещё никто не отменял. Это и для сына Александра, поименованного в честь прадеда Глебом, было важно, ведь пусть не отец, так дядя в местническом счёте был не самым последним. А через него и для всего рода Шумаровских своя планка задана была. Вот только почему бы и эту планку не поднять повыше? Ведь рано или поздно, но старое с новым обязательно схлестнуться в борьбе за власть. И Андрею очень не хотелось, чтобы старое было всегда именитее нового. Оттого и хлопотал он как мог, добиваясь для соратника нужное назначение. Всё же второй воевода отдельной рати, это повыше будет второго воеводы Передового или Сторожевого полка!

В результате третья по списку рать собираться стала позже всех в Чердыне, куда сходились пермяки, устюжане да вологодцы. Потом судовым караваном она спустилась к Усолью-на-Камском, где в неё влились и усольские охочие люди, да братов Камский полк тоже пришёл. Всё же в прошлом году русская рать здорово раздала всем по сусалам. Сначала под Арском разбили объединённую рать сибирского хана и черемисского лужавуя, сняв тем самым осаду с Казани, а потом спешным маршем двинулись на лужавуйские города, где и поймали Мамич-Бердея в ловушку. Всю осень оборонялся Керменчук, хорошо оборонялся! Много кровушки попил он у русского воинства. Да и сибирский хан не ушёл после поражения сразу к себе, а собрав силы, попытался спасти своего союзника. Да только отступились духи от язычников — проиграли они божьему воинству. А как первые белые мухи пали на землю, так и Керменчук пал. Взяли его долгим и кровавым штурмом. А до того от перемётчика знатного, что решил свою голову от плахи спасти, проведали про ход подземный и под опёку его взяли строгую. Так что не ушёл Мамич-Бердей из осаждённого города, как и его лучшие старшины, всех на том лазу и повязали.

Пленных сначала в Казани пыткам подвергли, дабы выяснить, кто ещё в мятеже был замешан. Не многие на дыбе героями оказались: помчались сильные отряды лыжников с проводниками по лесам, нападая на селения мятежные, вязали князьцов да старшин, холопили жителей, раз за мятежников стоять вздумали. Правда и тут не всех взяли: самые прозорливые ещё по первому снегу снялись с мест и ушли куда глаза глядят. А глядели у большинства они на запад, так что по весне изрядно поредевшие отряды перешли русскую границу и попросились на службу к великому князю литовскому. Ягеллон недолго думая принял их и поселил в пограничье, откуда часть черемисов примкнула к казакам, а часть ушла дальше, осев со временем около подольского города-крепости Бар.

Ну а главное дознание над мятежниками уже в Москве проводилось, после чего и лужавуя и всех его старшин казнили на Лобном месте, дабы невместно было бунтовать супротив государя да другим для острастки.

И казался теперь черемисский край из столицы замирённым и обезглавленным, ведь вместо мятежных старшин по указке из дворца ставили казанские воеводы во главе поселений тех, кто не поддержал бунтовщиков. Причём не жалели и тех, кто решил схитрить и не поддержал ни мятежников, ни русских. Их тоже сводили