Фантастика 2025-147 - Юлия Шахрай

А вот третий, похоже, впервые начал прокручивать в голове всё то, что именно произошло за последние минуты. И чем дальше заходила их внутренняя оценка ситуации, тем яснее становилось, что в их поведении была не только бестактность, но и неуместная самоуверенность. Не говоря уже о том, что действительно было оскорбительным.

Тот самый наглый старейшина, который изначально начал этот конфликт, резко сжал губы, но так и не нашёл достойного ответа. Похоже, он впервые осознал, что молодой человек, которого они пришли “облагодетельствовать” брачным союзом со своей наследницей, не только не держался за эту “честь”, но и совершенно спокойно оборвал его выходки. Дав прямо понять, что терпеть в свой адрес подобного хамства банально не намерен.

А вместе с этим стала просачиваться другая, куда более тревожная мысль. В их глазах этот юноша был лишь фигурой в сделке, но в глазах принимающей стороны – он уже часть их собственного круга. И значит, их грубость ударила не только по Андрею, но и по семье Хваджон, в резиденции которой всё это происходило.

Мунджэ видел это. Видел, как первый проблеск неловкости начал перерастать в опасное для них понимание. И он чувствовал – прямо здесь и сейчас можно углубить трещину между двумя сторонами, пока они ещё не успели собраться и выстроить защиту.

Для этого он выдержал короткую паузу – ровно ту, что позволяла словам его предшественников повиснуть в воздухе, но не осесть полностью. Его лицо оставалось непроницаемо-доброжелательным, в голосе всё также сквозили мягкость и уважение, но в глубине глаз уже горел тот самый холодный расчёт, с которым игрок подвигает фигуру, заранее просчитывая мат.

– В таких обстоятельствах, – начал он, чуть склонив голову, будто прислушиваясь к настроению зала, – мы, разумеется, уважаем право каждого дома принимать решения о том, с кем он свяжет судьбу. И тем более не можем навязывать свой союз там, где… – он нарочито сделал лёгкую паузу, – …господин, которому он предназначен, не проявляет горячего интереса.

Он говорил без намёка на упрёк, но во дворе, словно ударил тихий гонг. Несколько взглядов обернулись на то самое место, где только что стоял Андрей, и даже у невозмутимых лиц старших представителей семьи Ло едва заметно дрогнули черты – ведь так, в присутствии всех, он словно перевернул привычный порядок вещей.

Сам же Мунджэ, будто не замечая реакции, продолжил в том же тоне вежливого собеседника:

– Мир велик, и достойных людей в нём немало. Мы всегда можем рассмотреть союз с теми, кто действительно ценит взаимность и готов к уважительному диалогу. – Он чуть задумался, как бы взвешивая слова, и добавил с безупречной невинностью: – Например, князь Хун недавно обмолвился, что его младшая сестра в скором времени прибудет в столицу. Очаровательная, умная девушка. И, смею заметить, с несомненным уважением относится к тем, кто рядом с ней.

Эти слова были произнесены так, будто это просто светская вставка в беседу, но в них звучал вызов. И старшие представители семьи Хваджон это сразу уловили. Глава семьи, не изменив и тени выражения лица, лишь чуть глубже вдохнул и сделал лёгкий кивок, словно случайно подтверждая услышанное:

– Да, княжна семьи Хун действительно славится своим разумом. Да и воин… Не из последних…

Эта поддержка была тонкой, но ощутимой – как ладонь, что незаметно толкает фигуру по шахматной доске. Для внешнего наблюдателя это выглядело безупречно вежливо, но для тех, кто понимал контекст, стало ясно, что наследник семьи Хваджон уже не просто отступает от сделки, он подготавливает почву для альтернативы, при которой семья Ло окажется в куда более уязвимом положении.

А на лицах некоторых старейшин семьи Ло начала проступать та особая тень, что прямо свидетельствовало об осознании факта того, что ситуация, изначально казавшаяся им простой, и находящейся полностью под их контролем, ускользает у них прямо как вода сквозь растопыренные пальцы.

Старший старейшина семьи Ло замер, когда слова Мунджэ – вежливые, но наполненные ядом – окончательно обрубили остатки его возможностей диктовать условия. Ещё минуту назад он уверенно сидел, слегка откинувшись на кресле, с тем снисходительным видом, что так часто бесил молодых дипломатов. Теперь же он ощутил, как будто кто-то незаметно выбил у него из-под ног опору, и весь его тщательно выстроенный вес аргументов осыпался пылью.

Он прекрасно понял, что произошло. Одно лёгкое, “случайное” упоминание о сестре князя Хуна – и в воздухе повисло то самое слово, которого он опасался. Альтернатива. Та самая альтернатива выбора, которая мгновенно обесценивала все их предложения, намёки и игры на “редкости” и ценность их невесты.

Поддержка главы семьи Хваджон, выраженная едва заметным наклоном головы и почти ленивым согласием, добила ситуацию окончательно. Старейшина семьи Ло даже почувствовал, как в груди болезненно кольнуло раздражение. Он знал, что это не просто дипломатический удар. Это был тонкий, но совершенно смертельный подрыв всей линии, на которой они сюда пришли.

Внутренне он уже видел, что ждёт его дома… Весьма тяжёлый разговор с княгиней Ло. Она, конечно, будет сидеть ровно, как всегда, с идеальной осанкой и холодным взглядом, но каждое её слово будет острым, как тончайший клинок.

"Я сказала, что союз должен быть заключён. Остальное – ваша забота."

И он не сможет оправдаться, потому что итог уже был очевиден. Теперь условия будут диктовать не они, а им. Но его гордость не позволяла показать слабость. Старейшина семьи Ло чуть приподнял подбородок, удерживая лицо в каменной невозмутимости, но его пальцы, сжимающие подлокотник кресла, выдавали сжатую до боли злость. Он сидел, будто изваяние, но мысли его метались, лихорадочно и безуспешно ища, за что ещё можно зацепиться, чтобы не допустить полного краха. Но он видел, что все уже поняли, что момент упущен.

Наследник семьи Хваджон, всё это время сидевший сдержанно, но с холодным интересом поглядывавший по сторонам, спокойно поднялся на ноги. В его движениях не было ни капли спешки, но в каждом жесте читалась подчеркнутая учтивость, за которой легко угадывалось окончательное решение. Он слегка склонился в сторону старейшин семьи Ло – ровно настолько, чтобы сохранить видимость вежливости, но даже это поклонилось больше этикету, чем им самим.

– Раз никаких переговоров больше не будет, – произнёс он ровным голосом, в котором не дрогнула ни одна интонация, – полагаю, мне стоит уделить внимание другим, насущным делам.

Ни единой эмоции, ни одного лишнего слова – только факт, объявленный так, что спорить с ним было невозможно. И, не удостоив старейшин даже попыткой завести формальный разговор о “будущих возможностях”, словно это уже в принципе невозможно,