"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

— Ты! Ты вечно вносишь холод и разложение! Только о смерти и думаешь! Ни капли любви в тебе! Сухая, бездушная…

— Бездушная? — Морана сделала шаг вперед, и Лада инстинктивно отпрянула. — Я хотя бы не притворяюсь вечной весной, пока за моей спиной вянут целые миры от твоей невнимательности! Твоя «любовь» — это эпидемия глупости!

— А ты! — Жива вдруг набросилась на Морану, ее солнечный свет стал обжигать. — Ты только и делаешь, что гасишь жизнь! Сеешь уныние! Где твое сострадание? Твоя радость?

— Радость? — Морана засмеялась, и этот звук заставил Живу съежиться. — Я радуюсь, когда прекращается чья-то бессмысленная агония. Когда твое бездумное плодородие не приводит к голоду и войнам за ресурсы. Истощенная земля и люди могут родить лишь смерть. Это и есть моя радость, птенчик недозрелый.

Макошь наконец открыла рот. Ее голос был низким, как скрип вековых деревьев, и невероятно тяжелым.

— Ты переходишь границы, Морана. Твоя обязанность — уважать Жизнь, а не глумиться над ней.

— Уважать? — Морана повернулась к ней. — Я уважаю Закон. Цикл. А вы… вы играете в куклы. Лада — в куклы «любви», Жива — в куклы «изобилия», а ты, Макошь, плетешь нити, которые они тут же рвут своими капризами! Ваше сияние — это слепота!

Я уже медленно, но верно, пятясь, смещался к стене. Туда, где в глубокой тени, прислонившись к колонне, стояли двое. Один — похожий на старого, но крепкого воина в потрепанной, но добротной кольчуге, с секирой на поясе. Другой — высокий, худой, в темных одеждах, с лицом, скрытым глубоким капюшоном, из которого виднелись только длинные седые усы и борода. Они наблюдали за разгорающимся скандалом с одинаково усталым, стоическим выражением лиц.

— Новичок? — тихо спросил воин, когда я пристроился рядом, стараясь слиться с камнем. Его голос был хрипловатым, как после долгого молчания. Я кивнул. — Мудрое решение. Отойти. Ничем хорошим бабский скандал не кончится. Особенно когда одна из них — сама Смерть.

Бог в капюшоне лишь тяжело вздохнул, его усы шевельнулись.

— Давно не видел от Мораны таких истерик. Видно, достали ее по полной. Три против одной… неспортивно.

На площадке страсти кипели. Лада кричала что-то про «вечную мерзлоту в душе», Жива трясла кулачками, ее свет мигал, как плохая лампочка, Макошь сыпала обвинениями в «нарушении баланса» и «злонамеренности». Морана парировала ледяными, точными ударами, выставляя их лицемерие и глупость напоказ. Сияние трех богинь стало хаотичным, болезненным для глаз. Холод, идущий от Мораны, сковывал пол вокруг них.

— Вечно одно и то же, — пробормотал воин рядом со мной. — Заведут друг друга — и понеслась. Пока Перун не грохнет молнией для тишины или Велес не обольет всех брагой.

Я смотрел на этот светопреставление, на богинь, забывших и о Совете, и обо мне, и обо всем на свете, кроме взаимных претензий. Ирония ситуации была гуще дыма. Они спорили о жизни, любви и судьбах, а вели себя как пьяные торговки на базаре.

— Думаете, долго еще? — спросил я у своих новых товарищей.

Бог в капюшоне хрипло крякнул.

— Пока Морана не напомнит Ладе про тот инцидент с русалкой и тритоном, а Живе — про саранчу в Шестом Мире. Или пока…

Он не договорил. В зал вошел Сварог.

Он не светился. Он горел. Тихой, яростной, кованой яростью. Его взгляд, тяжелый как свинец, скользнул по орущим богиням, потом на миг задержался на мне, стоящем у стены с двумя мудрыми стариками. В его глазах мелькнуло что-то… почти человеческое. Усталое понимание. Потом он обрушил свой голос на скандалисток:

— ЗАТКНИТЕСЬ!!!

Грохот был таким, что задрожали стены. Три Светлые Змейки разом умолкли, их сияние померкло до испуганного мерцания. Даже Морана слегка отступила, ее холодный фронт дрогнул.

Сварог прошел к столу-грибу, не глядя ни на кого. Его кулаки были сжаты.

— Совет начинается. Садитесь. Или валите отсюда, — он бросил тяжелый взгляд на Морану и на меня. — Все.

Я остался у стены. Мои соседи кивнули мне — мол, правильно, герой, стой тут. Скандал заглох, но напряжение висело в воздухе густым, токсичным туманом. Лада, Макошь и Жива, бросая на Морану гневные, но уже осторожные взгляды, поплыли к своим местам. Морана же направилась к столу с ледяным достоинством, будто только что выиграла раунд. Что, в общем-то, было правдой. Она их вывела из себя первой.

Сварог уселся, его взгляд был устремлен куда-то в пространство перед собой, но я чувствовал — часть его внимания все еще прикована ко мне. К тому, кто заставил его дать клятву. Кто стоял сейчас у стены, наблюдая, как рушатся его представления о порядке и божественном величии.

Совет начинался. Но я уже знал главное: самые опасные бури здесь рождались не в Залах Воинской Доблести, а в сплетении женских обид и вечных претензий. И стоять у стены, в компании тех, кто это понимает, было самой безопасной (и самой интересной) стратегией.

Главное — чтобы Лада не решила вдруг, что мне очень нужно ее «утешение» после этой перепалки. От этой мысли по спине пробежал холодок, куда более неприятный, чем мороз Мораны…

Глава 3

Совет богов. Два слова, за которыми должны стоять мудрость веков, взвешенные решения и судьбы миров. На деле это оказался адский балаган, где уровень интеллектуальности дискуссии стремительно падал ниже плинтуса, пробивал мраморный пол и уходил куда-то в расплавленное ядро глупости.

Сварог только открыл рот, видимо, намереваясь объявить повестку — что-то про «возрастающую угрозу Пустошей» или «необходимость координации». Не успел. Какой-то божок с лицом, напоминающим перезревшую тыкву и в одеяниях цвета заплесневелого мха, вскочил, тыча пальцем в меня:

— А почему ему⁈ Почему только трое⁈ — его голос визжал, как несмазанная дверь. — Энергия от закрытия Пустошей — она же должна распределяться справедливо! По рангу! По заслугам! Я, например, бог… бог…

— Болотных испарений и комариного зуда, Весник? — холодно подсказала Морана, развалившись на своем кресле из черного льда. Она выглядела так, будто наблюдала за особенно тупым спектаклем.

— Вот именно! — Весник даже не понял сарказма. — И мне тоже положена доля! Пусть ставит и мою метку! Мне много не надо! Всего лишь…

Его не дали договорить. Кто-то с рогами, обвитыми колючей проволокой (бог спорных границ и пограничных конфликтов, как позже шепотом пояснила мне Морана), рявкнул:

— Твоя