Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

Они вернулись на узкую тропинку, а река осталась позади.

– Как твой пациент сегодня утром? – спросил Али.

– Неплохо. Я так и не знаю, каким образом Юсеф умудрился отрастить крылья, но мои ученики предлагают разные теории. – Нари покачала головой, вспомнив о своих врачах, проходящих практику. – Я каждый день благодарю господа за то, что мы приняли их, а не стали ждать дольше. Они такая замечательная группа. Хани и Руфайда уже говорят о планах создать клиники в других частях города после окончания курса.

– Это было бы здорово. В любом случае ослабило бы нагрузку на лазарет. – Али посмотрел на нее с высоты своего роста. – И, надеюсь, сняло бы часть нагрузки с тебя. Я за тебя беспокоюсь, Нари. Твой дед сказал мне, что ты нередко остаешься ночевать в своем кабинете.

– И это мне говорит человек, который вырубается на заседаниях совета.

– Это другое дело. Готов поспорить, что даже самые внимательные личности не смогли бы не клевать носом на этих бесконечных заседаниях.

Говорил Али легко, но она слышала усталость в его голосе. Они были вовсе не глупы, они всегда знали, что перестроить Дэвабад – задача не из легких, на ее выполнение потребуется целая жизнь. Но случались дни, когда этот труд становился воистину выматывающим, когда обещания мира, не говоря уже о политической стабильности, казались невыполнимыми.

Нари сжала его руку.

– Дальше будет лучше, – пообещала она. – Для нас обоих. Уже стало лучше. И тебе сегодня вечером не нужно об этом беспокоиться.

Они шли и шли. Солнце опустилось низко, проникало через кроны деревьев, проливало на лес теплое сияние. Нари на ходу провела пальцами по массивному, поросшему мхом каменному выступу, и в следе, оставленном ее пальцами, возникли крохотные синие цветочки.

Подарок от отца, которого она никогда не видела. Нари все еще не могла смириться с тем, что она узнала о смерти своих родителей – о семейной жизни, которой их всех лишили. Столько обещающих начал, казалось ей, было растоптано. Их хрупкая любовь. Мечта ее отца вернуться в Дэвабад и воспитывать Нари как свою дочь. Маленький дом и жизнь, слепленные Дарийей на скорую руку, когда она вернулась в Египет. Ее родители так старались построить что-нибудь, но увидели лишь, как обрушилось то, что они создали с таким трудом. Вернее, не обрушилось, а было разбито на части.

Но им, по крайней мере, хватило мужества попробовать – мужества, которое теперь пыталась найти в себе Нари, сжимая ремешок своей сумочки.

– Так вот… – начала она. – Твоя мать, наверно, сегодня сильно волнуется. Она, вероятно, несколько месяцев составляла список и проверяла кандидаток.

Али недоуменно посмотрел на нее:

– Кандидаток?

Господи боже… при его забывчивости и ее волнении Нари и вообразить себе не могла продуктивное развитие этого разговора.

– Ты ведь теперь можешь жениться, да? – спросила она в попытке взять быка за рога. – С учетом того, что Зейнаб более склонна к путешествиям по миру с Акисой, ты теперь наилучшая надежда Хацет обзавестись внуками.

Он фыркнул:

– Ты, наверно, мою почту читаешь. Она в своих письмах от намеков перешла к прямому напоминанию мне о ее возрасте, моем возрасте и годах, в течение которых я лишаю ее внуков. Но никаких кандидаток. Я думаю, я ей ясно дал понять мои намерения.

– Какие?

– У меня нет времени на женитьбу.

«Постой, это ты о чем?» Нари резко остановилась.

– Ну-ка, поясни мне… ты считаешь, что я слишком много времени провожу на работе, а сам собираешься стать вечным холостяком, чтобы умереть в одиночестве, регулируя налоговые ставки.

– Твое пренебрежительное отношение к экономике расстраивает меня. – Но Али тоже остановился. – И нет, я не собираюсь откладывать женитьбу до глубокой старости. Просто сейчас я предпочитаю расходовать то малое свободное время, что у меня есть, обмениваясь мыслями с лягушками и изучая книги очень необычной Бану Нахиды. – Его голос смягчился. – Я бы не хотел потерять это.

Слезы обжигали ее глаза. Может быть, он не такой уж и забывчивый.

– А что, если баланс в отчетах и в самом деле не подбит? – прошептала она. – Что, если на приведение их в порядок уйдут долгие годы?

Али улыбнулся, и Нари почувствовала, что падает. Ей хотелось облачиться в сладость этой улыбки и остаться в ней навсегда.

– Я знаю толк в бухгалтерии, и у меня терпение владыки Нила. – Али приблизился к ней на шаг. – Нари, никто не назначал предельного срока для исцеления. Преодоления твоей водобоязни или… или принятия других решений. Правда. Это только самое начало нашей истории. Твоей истории. И ты можешь сделать ее такой, как тебе нравится.

Его ответ был самым обещающим из всех, на которые она могла надеяться, и все же на мгновение она заколебалась, оставалась в неуверенности. Пока что они обходили главную тему. Если бы она передала ему сумочку…

«Будь такой же смелой, как твои родители».

– Тогда у меня есть подарок для тебя.

– Подарок?

Нари кивнула и, взяв Али за руку, усадила рядом с собой на большом плоском камне рядом с тропинкой.

– Да, подарок тебе на день рождения, но я не хотела давать его тебе на глазах у всех. Ведь он может тебе и не понравиться. Или ты можешь не захотеть им пользоваться.

– Я даже представить себе не могу, что мне не понравится твой подарок, – ответил Али. – Хотя тебе не следовало тратить на это время. Я знаю, как ты занята.

– Ты отыскал половину египтян из городских, чтобы спроектировать мой кабинет, а сам в это время занимался ремонтом лазарета.

Али снова усмехнулся:

– То было другое дело. Я твой должник.

Нари ответила ему улыбкой, которая исчезла с ее лица, когда сердце поднялось к ее горлу. Обычно у нее не возникало проблем, когда требовалось отыскать нужное слово. Она могла дразнить и проклинать, командовать, могла переспорить самого голосистого пройдоху и опасного тирана. Но вот с этими протестами ее сердца бороться ей было все еще трудно.

«Но ты уже раскрыла ему свое сердце. Поэтому-то ты и здесь».

– На самом деле именно кабинет и натолкнул меня на эту мысль, – сказала она. – Ты помнишь, что сказал мне тем вечером в лазарете, когда я выставляла себя идиоткой, тоскуя по Египту?

Мрачное выражение затмило его лицо. Вечер, когда они праздновали открытие лазарета, был последним мирным вечером. А после были пролиты реки крови.

– Я тебе сказал, что ты вовсе не выставляешь себя идиоткой, тоскуя по своей человеческой родине, – тихо сказал