Андрей Круз Цикл "Лучший гарпунщик" - Андрей Круз

одна пара стрелков была бы как воздух нужна, но нет ее, этой самой пары. И сам замысел, конечно, больше на удачу рассчитан. Если противник идет с головным дозором, то все вообще может пойти наперекосяк. Надежда лишь на то, что идут просто по следам, и на то, что это банда, а не войско. И раций у них тоже нет, так что дозору связываться с основными силами нечем, разве что манками птичьими, но здесь, говорят, такое работает плохо — и так слишком крикливый лес, не расслышишь никаких манков.

Наша же задача — нанести как можно больше урона за самый короткий промежуток времени. Чем больше раненых — тем лучше. Даже лучше, чем убитых, они стеснят противника, вынудят его развернуться, если их будет действительно много. А потом бежать к лошадям и пытаться оторваться. Все. Умнее уже не придумаешь ничего.

Пока в голове носились такие мысли, мы с Байкиным бежали в обход холмика, на котором должны занять позиции братья Рыбины. Следов вроде быть не должно, с лошадей соскакивали прямо на траву, а таких следов на скаку так просто не разглядишь, уже вглядываться надо. А лошади ведь дальше поскакали, там поляна должна быть, на ней Анисим с Николаем их привяжут к импровизированной коновязи — толстой веревке, натянутой между деревьями.

Бегу и слушаю, не приближается ли сзади звук копыт, — но нет, тихо пока, только все те же птицы с обезьянами, и трава под сапогами шуршит. Ну и Петр пыхтит сзади.

— Вон там кусты и два дерева, видишь? — показал я. — Оттуда и на мостик вид, и на дорогу будет, и нас не заметишь.

— Хорошее место, — кивнул Байкин.

Последний рывок, присели, спугнув какую-то черную птицу с ярко-желтыми перьями на голове, оглядели траву в поисках неприятных сюрпризов, но никаких змей не нашли. Потом завалились, быстро натягивая на голову мою маскировочную сетку, на этот раз разрезанную пополам. Нам теперь только до пояса укрыться — и хорошо. Откинул задний прицел на карабине — он здесь высокий из-за толстой трубы глушителя, иначе никак не прицелишься.

— Сколько до мостика? — спросил шепотом Байкин. — Метров пятьдесят?

— Где-то так, может, шестьдесят, — прикинул я. — Промахнуться трудно. Тебе дальше дорогу как видно?

— Нормально, — сказал Байкин, отключая предохранитель на своем бесшумном карабине. — Не промажу.

— Это хорошо. Ага, натянули, — пригляделся я, приложив к глазу подзорную трубу.

Останавливать противника решили самым примитивным способом — натянув поперек дороги две волосяные веревки. Они и темные, можно просто не заметить, и даже лошадь с разбегу их не порвет, так что волей-неволей, но остановиться придется. Столпившись у веревок и вытянувшись по мосту, если они одной группой скачут. А дальше все понятно. И еще расчет на то, что стрельба братьев и Фрола с Леонтием противника отвлечет, а мы с Байкиным, да еще с малошумным оружием, отсюда сможем настоящее опустошение произвести. Не должны они сразу понять, что отсюда тоже стреляют, — ни громкого звука, ни вспышек. Разве что дымок разглядеть можно будет, но им на тот момент не до того станет.

— Ну что, как думаешь, гонятся за нами? — спросил Байкин, явно попутно прикидывая сектора обстрела.

— Думаю, что нет, — сказал я честно. — Но ждать будем до упора.

— Сколько?

— Не меньше двух часов. Я хочу быть уверен в том, что за нами или никто не идет, или, если идет, мы точно его дождались.

— Ну что, время у нас есть, — хмыкнул Байкин.

Как-то уже в привычку входит лежать в лесу и чего-то ждать. Или в традицию. Правда, сегодня пейзажик повеселее — речка вот, прямо перед носом, журчит-течет, рыбешка в ней крутится, жуки-водомерки носятся во все стороны. Вон лягушка здоровенная на камне. Кстати, это означает, что вода чистая, в грязной они не водятся. И стрекоз сколько! С негромким жужжанием носятся над водой, то снижаясь, то поднимаясь выше. И разноцветные все как елочные игрушки.

А ведь в Том Мире я стрекоз, пожалуй, с детства не видел. А еще вспомнил сейчас почему-то, что такая птица, как снегирь, совсем исчезла. Каждую зиму в детстве их во дворе видел, а потом будто отрезало. А позже уже, недавно совсем, до того как купил квартиру и опять переехал в Москву, снимал я дом в Подмосковье. И пришел ко мне в дом здоровенный рыжий котяра, да так и остался. Я его так и звал — Кот, другие имена к нему почему-то не прилипали.

И как-то сижу утром на кухне, чай пью и на заснеженный двор поглядываю. И вдруг вижу — снегирь. Сел на облетевшую рябину, маленький такой, нахохленный, головой крутит, — и как старого друга увидал. А потом не до наблюдений стало, пора было на работу собираться. Вышел к машине, гляжу — а снегирь уже на крыльце лежит. Дохлый. И рядом с ним Кот, довольный собой до невозможности.

— Скотина ты, Кот, — сказал я ему тогда. — Единственный снегирь за столько лет, а ты его сожрать решил? Больше нечего? Не кормлю я тебя?

Кот ничего не ответил, но по глазам понял, что именно так он и решил. И сожрал, небось, после того как я уехал. По крайней мере, вернувшись вечером, никакого снегиря на крыльце не нашел. Только немного розовых перышек на снегу, и те ветер под самую стену дома отогнал.

Впрочем, здесь снегирей уже точно не будет. Думаю, что они давно вымерли, вместе с изменением климата. Зато обезьяны — вон они, прямо на противоположной стороне ручья на деревьях расселись. И не верещат, не паникуют. Это хорошо даже, меньше подозрений. А орет какая-то птица с яркими перьями и длинным желтым клювом. На тукана похожа вроде. Но вроде и не тукан. Черт его знает, надо будет потом в книге поискать. И орет противно, кстати, словно кошку за хвост тянут, одновременно поднося к морде мегафон.

Обезьяны какие-то плоды рвут с деревьев и жрут, вниз только корки сыплются. Интересно, что это? Внешне похожи на эту, фейху… фейхоа, в общем, только больше. А неплохо было бы этой самой фейху… фейхоа добыть, я ее любил. Особенно протертую с сахаром.

— Смотри, здоровый какой, — вдруг зашептал Байкин, показав куда-то на дальний склон ручья.

— Что?

— Вон, прямо под деревом, в траве.

— Ага, — протянул я, — вижу…

Сначала показалось, что кто-то в траве автомобильную покрышку забыл. При этом мокрую: слишком она блестящая. Потом сообразил, что покрышек здесь нет, а заодно заметил, что эта самая «покрышка» шевелится.

— Питон? — спросил я.

— Ага. На мартышек охотится, похоже.