Фантастика 2025-184 - Олег Александрович Волков

подогнал мне товарищ оснаб мощные «окуляры», а прекрасная Медичка Аннушка немного поправила слабое зрение и подлечила катаракту, видел я до сих пор так себе. Так что первая парта — самое оно.

Рядом со мной, на соседней парте первого ряда расположились девчонки — Надюшка с Зоей. Абросимова уже немного отошла от моего «леденящего душу» примера о выживании, но её немного смазливая мордашка до сих пор отливала зеленцой. А ведь это была всего лишь красочная байка старого деда! Не приведи Господь ей на деле испытать эти «щекотливые» ощущения! Помрет ведь с голодухи, голуба…

Сразу за мной расположился Тимофей Шапкин — прибивается потихоньку паренек к нашей компании. Пацан, вроде, правильный — не из этих оболтусов-подпевал Варфоломеева, и если с ним поработать, как следует, может, какой-никакой, а толк выйти. Я-то все прекрасно вижу — глаз-то давно наметан!

Ну, а веселая гоп-компания Кольки Варфоломеева, расположилась на «Камчатке», оккупировав последние парты. Они громко шушукались, отпуская сальные шуточки в адрес девчонок. И меня, естественно, не забывая. Я на это спокойно реагировал, на провокации не велся, не позволяя взять чувствам над собой верх. Хотя с удовольствием всыпал бы этим молокососам ремня! Да так чтобы сидеть на жопе спокойно не могли! А вот девчонки не выдерживали особо извращенных «нападок», особенно Надюшка, которая время от времени оборачивалась и грозила малолетним ушлепкам маленьким крепким кулачком.

Но вот, наконец, в класс зашел преподаватель — сухонький невысокий старичок в больших круглых очках с мощными диоптриями. Отчего его глаза, сильно увеличенные линзами, расплылись, казалось, на пол-лица. Прическа моего «коллеги» по возрасту пребывала в полнейшем беспорядке, словно он совсем не заботился о своих седых жиденьких волосенках. Мятый кургузенький костюм-тройка неопрятно топорщился на его костлявой фигуре, придавая старичку слегка нелепый вид этакого «профессора кислых щей» немного не от мира сего.

— Взвод, встать! — при появлении препода зычно скомандовал Шапкин, произведенный в дежурного несколько минут назад старшим наставником Болдырем.

С шумом и грохотом отодвигаемых стульев взвод поднялся, приветствуя учителя.

— Здравствуйте, ребята! — умильно улыбнулся историк. — Садитесь-садитесь — в ногах правды нет!

Курсанты вернулись на места, с интересом поглядывая на старичка, раскрывшего большой «гроссбух», по всей видимости, заменяющий классный журнал и погрузившегося в чтение. По привычке, либо по слабости зрения, «профессор» елозил по строчкам, едва ли не касаясь бумаги, своим, довольно-таки внушительным шнобелем[63].

— Ну-с! — Шустро потер маленькие сухие ладошки историк. — Будем знакомиться, ребятки! Меня зовут Шильдкнехт Вильям Карлович. Доктор исторических наук, доцент кафедры истории…

— Хы-ы-ы! — Донесся громкий шепот с последней парты — один из подпевал Варфоломеева — Егорка Толоконников — сын какого-то не очень значимого партийного «бонзы» — что-то на уровне вторых секретарей обкомов, решил выслужиться перед Колькой. — Карла! Как есть — карла! Да еще и немчура поганая! Сдалося нам его слушать?

Однако престарелый доцент, невзирая на слабость зрения, совсем не страдал отсутствием слуха. Да тут бы и глухой расслышал это явно нарочито-громкий пренебрежительный шепот.

— Молодой человек, — невозмутимо произнес доцент, опустив очки на кончик носа, — карла — это человек невысокого роста, карлик. Если это намек на мой невысокий рост, то это выражение, несомненно, соответствует действительности. Однако, настойчиво не советую вам педалировать этим моим недостатком! Я и обидеться могу!

На этих слова в «группе поддержки» Варфоломеева оскорбительно зафыркали, видимо, не принимая слова престарелого преподавателя всерьез. Дескать, видали мы таких обидчивых! Ладно, поглядим, чем весь этот цирк в итоге закончится? Есть у меня какое-то смутное предчувствие, что старичок-доцент не так прост и нелеп, как это кажется на первый взгляд. Да и абы кого приглашать читать лекции на Силовое отделение училища Красных командиров явно не станут.

— Что касаемо «поганой немчуры»… — продолжил Вильям Карлович, не обращая внимания на ядовитые подхихикивания, продолжающие доноситься с последнего ряда. — Я не скрываю своей национальности, несмотря на военное противостояние моей родной страны против нацистского Рейха! Да-да! — Перекрикивая усилившуюся «возню» после этих слов, продолжил Шильдкнехт. — Вы не ослышались: Советский Союз, и в частности Поволжье России — моя родина! И я, так же, как и вы готов за нее бороться и защищать! Мои предки, как и я сам, вот уже двести лет верой и правдой служат России, невзирая на то, что прибыли когда-то из Германии!

«Интересно, — подумалось мне в тот момент, — а как в этом мире обошлись с Поволжскими немцами после начала войны? После издания Указа Президиума Верховного Совета СССР „О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья“ в моем мире была ликвидирована Автономная Республика немцев Поволжья и произведена тотальная их депортация в отдалённые районы Сибири, Казахстана и Средней Азии».

— Вот и вали в свою Германию, фриц! — злобно прошептал Толоконников.

И это услышали все, и преподаватель в том числе. А вот это настоящий залет, курсант! И я буду не я, если этот сморчок-препод спустит все «на тормозах». Так оно и оказалось, не меняя своего умильного выражения «чокнутого профессора», Вильям Карлович вытянул вперед свою хилую ручонку с растопыренными веером пальчиками. С них сорвался какой-то «желеобразный» прозрачный сгусток, который стремительно преодолел расстояние между партами и натурально прилип к мордашке охреневшего от вседозволенности нахала, размазавшись по всей его поверхности.

Буквально через мгновение кожные покровы лица Толоконникова «дрогнули» и, как будто, смазались и потекли. Великовозрастный нахальный недоросль враз растерял всю свою невозмутимость, испуганно схватившись ладонями за «размягчающуюся» на наших глазах физиономию. Но даже из-под судорожно шарящих по лицу рук было прекрасно видно, что ротовая щель напрочь заросла, словно её никогда и не было! Исчезли губы, заменившиеся сплошной кожаной «заплаткой» растягиваемой в истерике челюстями Егорки. Для неподготовленного неофита — страшно! Даже меня, такого непоколебимого старикана до мурашек проняло!

Да, а профессор, оказывается, еще тот выдумщик! Думаю, что после такой наглядной демонстрации любителей перешептывания и передразнивания на его занятиях не будет. Вон, его дружки приятели, дрисьнули по углам от корефули, словно от чумного! Я еще раз бросил взгляд на мычащего в испуге Толоконникова и сам вздрогнул:

— Мама мия!

Да у него и зенки напрочь заросли! Хулигана еще и зрения лишили! Ай да профессор, ай да молодца! Вот это по-нашему! Такую науку век помнить будешь! И захочется забыть — не забудешь!

Ослепленный Толоконников вскочил со своего места и, отчаянно мыча и размахивая руками, кинулся, куда «глаза глядят». А глядят они, правильно, никуда! Запнушись о лавку он с грохотом сдвинув пару парт, рухнул на пол и начал извиваться, словно насажденный на рыболовный крючок червячок. На шум дверь класса