Над хаосом - Питер Чарски

она или бедна, спешил объявить ее собственностью испанской короны. «Ввод во владение» по испанскому обычаю того времени обставлялся с чрезвычайной помпезностью. Во время этой церемонии зачитывался в присутствии первых попавшихся под руку, чаще всего согнанных силой индейцев специальный документ – так называемое Рекеримьенто («требование»), совершалось богослужение, сжигались языческие идолы, водружался высокий крест; здесь фигурировали Библия, распятие, знамена, жезлы и т. д. и т. п.

Объемистое Рекеримьенто было выработано в 1508 году по приказу короля ученой комиссией из юристов и богословов во главе с видным испанским юристом Паласьосом Рубьосом и почти в неизменном виде применялось в течение нескольких последующих десятилетий. В его вступительной части «неоспоримо» обосновывалось и торжественно провозглашалось «право» испанского короля завоевывать и присваивать себе открытые земли, а их обитателей обращать в своих подданных. В заключение Рекеримьенто угрожало непокорным всевозможными карами и наказаниями, применять которые теперь уже можно было на вполне «законном» основании: «… Если же вы не сделаете требуемого или хитростью попытаетесь затянуть решение свое, заверяю вас, что с помощью Божьей я пойду во всеоружии на вас, и объявлю вам войну, и буду вести ее повсеместно и любыми способами, какие только возможны, и вас подчиню деснице Господней и церкви, и вас, и ваших жен и детей велю схватить и сделать рабами, и как таковыми буду владеть и распоряжаться в зависимости от велений его величества, и вам причиню наивозможнейшее зло и ущерб, как то и следует делать с вассалами, кои не желают признавать своего сеньора и сопротивляются и противоречат ему».

122 минуты до сингулярности

«Я ожидаю, что, если кто-то создаст слишком мощный ИИ в нынешних условиях, все до единого представители человеческого вида и вся биологическая жизнь на Земле погибнут вскоре после этого».

Элизер Ютковский, исследователь искусственного интеллекта

Однако просто так взять и нажать на красную кнопку, чтобы разнести в щепки весь научный комплекс, было нельзя – Даниэла настаивала на том, чтобы система глушения радиосигналов осталась неповрежденной и продолжала экранировать это проклятое место от цивилизации. Чтобы оно не ускользнуло, поймав случайный сигнал с какого-нибудь рыболовецкого траулера, – так она сказала. Поэтому уже третий час Натан перетаскивал тяжелые коробки с калибраторами, аккумуляторами и трансляторами системы «Скоморох». Чем они между собой различаются, он не очень понимал, но необходимости в этом и не было – ящики надо было сначала перетащить и потом просто включить. Однако в его текущем положении был один плюс: его боязнь палочников и многоножек из джунглей куда-то испарилась. А может быть, он стал смотреть на них другими глазами после того, как они посетили похороны его друга Тома Тагеля. Натан делал одни и те же операции, устанавливая растопырившиеся антеннами блоки, а в это время вспоминал свои разговоры с учеными…

                                     * * *

– Настоящий мыслитель должен уметь делать обобщения и выводы даже из крупиц информации, – назидательно произнес Йен Лок.

– Ну и какой же вывод сделаете вы? – спросил Натан.

– Из того факта, что сознание – эмерджентное свойство всех сверхсложных систем? Помилуйте, из этого можно сделать целую цепочку выводов, но, боюсь, почти все они вам не понравятся.

– Но вы же, как я помню, были на стороне сверхразума?

– И остаюсь на ней! – сверкнул глазами Лок, на мгновение встретившись с Натаном взглядами. – Но вы вынуждаете меня побыть сейчас адвокатус диаболо…

– Не то чтобы прямо вынуждаю, вы сами…

– О’кей, о’кей, допустим, что эта теория верна. Тогда получается, что все сверхсложные системы во Вселенной в какой-то момент щелк – и получают осознание. Планета может быть с сознанием, мы же ведь не понимаем всей ее сложности как системы? Звезда может быть у нас думающая и рефлексирующая, да и сама Вселенная тоже может быть единым огромным мозгом. Впрочем, конструкция кластеров галактик, удивительно похожая на структуру нейронов в мозгу, нам как бы на что-то намекает. Тут есть еще отличный вопрос об уровнях вложенности самосознаний, но тут мы уже отойдем в сторону.

– Да, не хотелось бы…

– Итак, что это нам дает? А дает это нам второй постулат: параметры этого сознания строго привязаны к несущей его системе и ее задачам, поскольку опираются на ее инструменты сбора и обработки информации из окружающей среды. Иначе и быть не может, ведь среда первична. Среда, потом система, потом сознание внутри этой системы. Только так. С самосознающей вороной мы еще можем построить некий контакт, опирающийся на общность наших систем отражения реальности, а вот с осьминогом уже будет сложнее. С кошкой и собакой получится хорошо, так как мы вместе развиваемся и весьма похожи, а вот с живой планетой – вообще без шансов.

– Почему?

– А как вы будете контактировать с организмом, который живет несколько миллиардов лет, его сознание работает в совершенно другой шкале скоростей, его процессы медлительны до невозможности и вся наша история для него – это несколько последних минут его почти бесконечной жизни.

– Да, получается, что мы для Земли – это как чесотка.

– Хуже. Это как процесс чихания для человека. Вы же не будете думать о том, чтобы стремиться к контакту со своим чихом, если даже узнаете, что он разумен. Точнее, бактерии, вызвавшие раздражение вашей слизистой, разумны в индивидуальном плане.

– Ну да, я просто промою нос или закапаю туда капли от чихания, скорее всего…

– Вот! Но тут я хотел бы предостеречь нас от антропоморфизации другого разума. Наш местный Солярис, разумная Земля, все-таки развивается вместе с биосферой миллиарды лет, да и невозможна сама постановка вопроса: «Болезнь ли человечество для биосферы?» – поскольку мы недостаточно знаем об эволюции биосферы в принципе. Это все равно что считать окукливание бабочки болезнью. Возможно, любая биосфера должна обратиться техносферой, затем инфосферой и так далее – мы же не знаем, как это заведено во Вселенной. Мы реально этого не знаем.

                                     * * *

Здоровенный палочник вылез из-за только что установленного Натаном ящика и осторожно потрогал своими усищами антенну. Возможно, он увидел в ней соперника или потенциальную подружку. Работающая на малой мощности система «Скоморох» не произвела на него никакого впечатления.

– Эй, дружок, ты поосторожней тут, хорошо? Это очень точная аппаратура! – строго сказал палочнику Натан, копируя интонации Саула Рипке.

– С кем это вы там беседуете, Натан? – поинтересовался из рации сухой голос Даниэлы.

– Да так, один наш общий с Томом приятель зашел на огонек…

Он подумал, что совсем съехал с катушек и последние дни на этом острове не пройдут для него бесследно. Конечно, если он отсюда вообще выберется. И лучше в сознании, а не овощем, как Саул Рипке…

                                     * * *

Рипке сидел, понурившись, в своем засаленном халате и только изредка поглядывал на Натана.

– Все намного сложнее, – грустно сказан он. – Для начала нам стоит разобраться в том, насколько мы сами разумны. Давайте проведем небольшой умственный эксперимент, согласны?

– Конечно, я всегда любил небольшие умственные эксперименты, – ответил Натан.

– Отлично! – продолжил Рипке, немного приободрившись. – Например, если сейчас… ну, на следующей неделе к нам прилетит высокоразвитая раса пришельцев и начнет изучать Землю, как вы думаете, какие вопросы у них возникнут?

– Сложно сказать, не я же придумываю сейчас условия этого эксперимента…

– Хорошо, намек понял. Я считаю, они спросят: вы что, правда закапываете в землю чрезвычайно опасные для всех биологических организмов на этой планете ядерные отходы?

Натан