Сага о Головастике. Изумрудный Армавир - Александр Нерей

— Здоров Серёга. Здравствуй, Вадька. Мишка, Игорь, — начали мы перекидываться утренними приветствиями на углу Туапсинской и моей улицы.

«Пятеро мальчишек и одна Дульсинея Тобосская. Кто? Подружка Дон Кихота? А кто из нас Кихот? Лишь бы не я. Серёжка тут что, у бабушки гостит?.. А Мишка тогда у дедушки? Он же около школы, возле Валерки жил. Игорёк Копытце только в первом классе с нами учился, а сейчас опять появился. А я, интересно, в каком сейчас? В третьем?»

— Фух! — поймал тёплую подсказку Скефия.

«Не подлизывайся. С тобой я позже разберусь».

— Чмок! — получил снежком по маковке.

Никто внимания на мирный снежок не обратил, и наша шестёрка фибр пошагала в школу.

«Надеюсь, она не белая и не двадцатиэтажная… О чём я? Какие фибры? Я что-то знаю, но не помню, что именно и откуда? Или я свихнулся? Или повзрослел? Или, все-таки, это морок?»

— Чмок!

— Хватит уже, — ругнулся я, но снова никто внимания ни на меня, ни на снежок не обратил.

«Сразу же после школы к деду. Сразу же. А если он тоже испортился, и стал Нюркой? Или знает о моих соседках не больше меня. А если Угодника у него нет на постое? И Давидовича?.. Эй! Мир, который Дедморозыч. Давидович тут?»

— Фух!

«А Угодник?»

— Фух!

«Так и высохнуть можно».

— Чмок!

«От Далания весельем заразился?»

— Фух, чмок! Фух, чмок! Фух!

«Вроде как, “Да”. Или: “Скройся с глаз моих”. Или: “Закаляйся”. Или: “Заткнись и иди учись!”»

— Фух! Фух! Фух!

— Ну, слава Богу. А то, чмок да чмок.

— Чмок!

* * *

— Деда, здравствуй, родной. Америка, милая, как ты тут? Как же я по вам соскучился, пока учился-мучился, — набросился я на Павла, задремавшего под осенним солнышком на своём штатном месте.

— Что? Давно не виделись? А вчера, кто истерику закатывал? — нехотя поинтересовался дед. — Ой, скучно. Ой, неинтересно.

— Ты не заговаривайся. Я же только что из дальнего похода, — начал я ответное пикирование. — Вернее, сегодня ночью явился из района бедово-посреднических действий. Mission complete. Trouble is over. Как есть, over.

— Кто из нас заговаривается? Мишин. Траблиз. Ты по-каковски лопочешь? По аглицки? — прищурился Павел, а я решительно не понял, о чём он.

— Дед, я с тобой по-русски говорю, а тебе, как всегда, какая-то ерунда слышится.

— Сходи в сарай. Там тебе и твоей команде подарок от Угодника. А потом и к нему самому. Он хотел с тобой о чём-то по-русски погуторить, — отбрил мои восторги и пикирования дед, и снова взялся за извечное созерцание синих далей.

— Ну-ну, — вырвалось у меня от смешанных чувств обиды и разочарования.

«Как-то всё не по-людски. Так настоящих героев не встречают. Я же, вроде, только что прибыл из… От… А откуда я прибыл? — задумался я по пути в сарай. — Из Кристалии или из Ливадии? Или из какого-нибудь безымянного мира? А, может, я, вообще, никуда не мотался?.. И грязнулею остался? Я же только что из похода по…»

— Здоров ли, племянничек? — услышал за спиной бодрый голос Угодника и мигом обернулся.

Дядька вышел из дедовой хаты и, стоя на пороге, окликнул меня, когда я уже собирался входить в сарай.

— Здоровьем здоров, а вот миром не очень. Или головой, — признался я Николаю.

— Как это? Ты что, только-только с удочки сорвался? Ну-ка дай я на тебя поглазею. Диагноз вмиг поставлю, — сказал Угодник и поспешил ко мне прямо босиком, позабыв и про дедовы тапочки, и про свои шнурованные сапоги.

— С какой ещё удочки? — процедил я недовольно, а Николай уже вовсю всматривался в мои бессовестные глаза. — Только без амнезии. Без стирания воспоминаний.

— Не бойся. Ты в полном порядке, — довольным голосом доложил Угодник, когда перестал пугать гипнотическим взглядом.

— Я-то в норме. А вот мир наш с ума сошёл. Ей Богу. Пока я там… Он тут мне и соседок, и одноклассниц с одноклассниками развёл, как тех тараканов. Причём, я их всех откуда-то знаю. Хотя, уверен на все hundredper cents, что их до моей expedition здесь не было, — начал я жалобы о наболевшем.

— Так-так-так, — удивился чему-то Николай. — И давно… Ах, да. Сегодня утром проснулся, и тебе показалось, что вокруг всё не так? Что-то изменилось со вчерашнего дня?

— С какого вчерашнего? Я же в Кристалии не меньше десяти дней был. И в Ливадии. И в мирах нашего круга. И не только нашего…

— Что-то ты путаешь, — ещё сильнее огорчился Угодник. — Я же сам тебя вчера видел. Разговаривал с тобой. Почти всё было в норме. А прибыл ты в тот же день, когда обе беды победил. Следом за мной прибыл.

— Impossible! — возразил я, и сам опешил от незнакомого иностранного слова. — Это я сейчас на голландском, что ли?

— На английском. Слово означает «невозможно» или «не может быть».

— Я и говорю, что невозможно. Не может такого посибла быть. Я ещё вчера там был. Закубанье до ума доводил. Причём, в двух мирах одновременно, — разгорячился я с новой силой.

— Ты, вообще, знаешь, как удочка работает? Ведь тебя сначала вернули домой. Неделю тут смурной бродил, а потом твоё величество заметнули обратно во второй круг. Назад во времени. Вспять. Ты ничегошеньки не почувствовал.

А как эту самую неделю взрослым отработал, так тебя в то же самое время обратно вернули. Вроде как, не было этой недели. Вот от этого всего в твоей голове сейчас путаница, — объяснил Угодник всё, как понимал сам.

— Ерунда. Причём, полная. Я же всё помню. Никуда меня не возвращали. А, главное, девчонок вокруг и в помине не было. Мы, мальчишки, всей улицей этим обстоятельством, знаешь, как гордились. Ни у кого из нас ни сестёр, ни соседок отродясь не бывало. От Советской Армии и до Ковтюха – ни одной. На остальных улицах, которые пересекаются, были, но на нашей – ни души.

— А вот это я и себе не могу объяснить. Но ты же говоришь, что всех этих девчонок знаешь,