С мейсе Райкконен что-то не так - Анна Ледова

Я поджимала рот и отворачивала голову, ощупывая края стола. Перед уходом я поручила Генриетте сделать перестановку в столовой и сейчас не представляла, где что стоит. А поганец отпустил меня с рук только за обеденным столом.

– Хорошо, – вздохнул Эрик. – Есть ты не хочешь. Хоть бы поорала тогда. А то непривычно как-то. Долго ещё молчать будешь?

– До конца жизни, – огрызнулась я, нашарив вслепую соседний стул и поднявшись.

И только потом сообразила, что сказала.

– В смысле, нет! – в отчаянии крикнула я. И слова, несмотря на мой обет молчать, непроизвольно полились нескончаемым потоком. – Не до конца, не до конца! Я так, чуть-чуть совсем помолчу! Просто сейчас говорить не хочется! Но если захочется, то я обязательно заговорю! В смысле, это мне не сейчас так хочется! Это не желание! Не слушайте меня никто! Я вообще ничего не хочу! И помирать тоже! А-ааа!..

И я просто заткнула себе рот руками, прежде угодив пальцем в ноздрю.

– Хочешь, рот тебе заклею? – сочувственно предложил поганец. – Или ещё вот так могу…

Его руки бережно отняли мои ото рта и прежде, чем я сообразила, что за способ он намеревался предложить, сухие губы легонько коснулись моих. От неожиданности я замерла. Но быстро пришла в себя и Эрик, видимо, прочитал что-то такое на моём лице. Потому что не успела я открыть рот для гневной отповеди, как…

– Т-сс… – мягко накрыл он мой рот ладонью. – Пожалеешь ведь, ведьмочка.

– М-мя не мве… – промычала я.

– Я знаю, – прошептал Эрик мне в ухо. – Их не бывает. Тебя выкупать или такая вся обляпанная и ляжешь спать?

Поганец мало того, что был нахалом, так ещё и полным бесстыдником. Предложить мне такое! На самом деле предложил он это довольно искренне, без пошлого подтекста. Как беспомощной больной. Может, не врал насчёт бабки… Но кто знает, что у него там на уме! Пялиться ещё на меня будет… И сейчас, наверное, пялится, а я даже не вижу.

Хотелось орать. Хотелось плакать. Хотелось схватиться за чью-то руку, чтобы иметь опору… Но я себя знаю: эмоции сейчас только навредят. Поэтому, очень точно взвесив каждое слово и сочтя, что их возможные последствия будут минимальными, я тихо попросила:

– Уходи, Эрик.

Ответа я дождалась не сразу.

– А если не уйду? – серьёзно ответил он.

– Ой, да делай, что хочешь, – вздохнула я. – На глаза мне только не попадайся. А-ааа!.. Да чтоб это всё!..

– Чаю тебе заварю, – терпеливо предложил поганец. – С ромашкой. И книжку почитаю. А задание от шефа тогда завтра обсудим.

Под выразительное чтение я и заснула в кресле перед камином. А, проснувшись, долго не решалась открыть глаза. А если это навсегда? Время действия у обраток разное бывало, никогда не угадаешь.

Собравшись с духом, я осторожно приоткрыла левый глаз. А потом возмущённо распахнула правый. Напротив меня, лицом к лицу, спал поганец. Я ещё быстро обшарила взглядом себя, потом его – но нет, оба были одеты, а я ещё и укрыта одеялом. Подоткнутым со спины. Тогда я, затаив дыхание, робко вернула взгляд к лицу мужчины. И теперь наконец смогла рассмотреть каждую чёрточку.

Кожа гладкая, чистая, чуть загорелая. Свежая щетина на подбородке и щеках пробивается. Теперь уже не подростковый пушок; колючая, наверно. А вот и скулы, что даже у мальчонки сразу на себя внимание обращали… Крохотная родинка около левого уха. Ох ты, а мочки ещё и проколотые… Вот вроде мелочь, а многое о человеке может сказать. Немногие себе такое могли позволить. Не лесной разбойник, конечно, и не морской пират – тут ни лесов, ни морей, но мошенник точно. Причём непростой аферист. И не какой-нибудь альфонс – им и просто смазливой мордашки достаточно, необязательно такое породистое лицо иметь. По-крупному играет; может, в верхах крутится. Наверняка какие-нибудь политические интриги плетёт.

Интересно, под Скоропута копает или под мэра? И кто заказчик? Если под Скоропута, то не на тех ты нарвался, милый. Я за дядьку горой, чего бы он там ни подкидывал мне в последнее время – поганцев или дурацких заданий.

А как же всё-таки хорош… Сейчас передо мной был молодой мужчина, что из юношеского возраста уже вышел, но заматереть ещё не успел. Дышал он во сне ровно и глубоко. Совесть, видимо, совсем не мучает. Ну, да у таких отъявленных поганцев её и нет. Ещё вот каштановая прядка на лицо упала лёгким завитком…

Я только потянулась, чтобы убрать её, как поганец улыбнулся и открыл веки. Да спал ли он вообще? Будто намеренно позволил собой любоваться!

– Выспалась, красавица? – уставились на меня два карих смешливых глаза.

И я позорно сбежала из спальни на четвереньках, прежде резко скатившись с кровати и свалившись на пол.

– Продрала глазки, радость моя! – умилился Фрэнки. – Мора, Уночка прозрела!

– Цыц, – буркнула я. – А тебе выговор. Почему этот поганец до сих пор здесь? Я ему на ночь оставаться не разрешала. Может, он грабитель вообще?

– А чего тут красть-то? – не понял дворецкий. – Разве что честь твою девичью, так ведь и в том у меня уже много лет сомнения имеются…

– Овсянка, – бесстрастно сунулась в гостиную Мора. – Но на вкус не очень, сразу говорю.

– Сама её ешь, – содрогнулась я.

– Тогда жареный бекон и яйца с помидорами, сыром и зеленью, – поступило альтернативное предложение. – И хрустящие горячие гренки.

– О! – обрадовалась я. И тут же скисла – предложение поступило от спустившегося следом поганца.

Не знаю, как так вышло, но через двадцать минут я сидела в таверне и обещанные аппетитные блюда уже были передо мной. Глядя, с какой скоростью исчезает в поганце вкусная еда, я тратить время на вопли не стала, а быстро начала орудовать вилкой. А после, пока варили кофе, ещё успела сбегать в соседнюю аптеку.

– Пей, – поставила я перед поганцем флакончик.

– Из твоих рук – хоть яду, – расплылся в улыбке Эрик. – А что это?

– Отворотное зелье, – хмуро ответила я. – А то у тебя потрахушка из головы всё никак не выветрится.

Поганец пожал плечами и тут же опрокинул в себя эликсир. Нет, ну что он за идиот такой? Вот так просто поверить на слово и выпить незнакомое снадобье! А если бы я отравить его вздумала?

– Что-то ничего не изменилось, – сказал Эрик. – Все так же прекрасна, глазастая моя… Хотя… О!.. Погоди…

Эрик захлопал длинными загнутыми ресницами, прислушиваясь к себе. Я подалась вперёд. И тут он воззрился на меня, будто