Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

А Диане?

Что решить?

Что выбрать?

Препятствия – это ее не волнует, она делает все от нее зависящее, да и дядя постарается. Он не свернет. А вот что ее ждет смерть – плохо. И что у нее от Иоанна детей быть не может, тоже.

От… ладно, это неважно.

Предпочесть обычную жизнь? Или попробовать побороться?

Мало ли что эта старуха сказала, может, она и наврала половину? Или вообще все соврала?

А проверять не хочется, страшновато проверять…

Что же делать, что делать?

Впрочем, этот вопрос задавал себе и эрр Виталис Эрсон. И так как он был человеком действия, то и отправился решать проблему своими методами. Ему король нужен свободным! А значит…

Королева была приговорена.

* * *

– Ваше величество.

Мужчина, который кланялся сейчас Марии, выглядел, как ожившая девичья мечта. Стоит только себе представить молодого Генри Кавилла, только вот с длинными волосами, стянутыми по местной моде в хвост шелковой лентой. И с ярко-голубыми глазами. Такими, словно в них небо отражается.

Мария отвечать не стала – залюбовалась. Хорош, подлец, и отлично об этом знает!

Рубаха из тонкого шелка, куртка облегает тело, как перчатка, штаны словно на ногах нарисованы, а ТАМ, да-да, вот именно там явно обошлось без подкладки и набивки. И есть на что посмотреть.

И улыбка такая, понимающая…

Жаль, бедняге и неведомо, что через глаза Марии на него сейчас смотрит женщина двадцать первого века. Для местных дам-то он неотразим. А Машка Белкина только что плечами пожмет: с лица воды не пить.

Не дождавшись никакой реакции, красавчик решил заговорить.

– Ваше величество, умоляю вас о прощении. Но увидев вас в саду, я не выдержал. Вы так очаровательно хороши собой, в окружении белых цветов…

Мария посмотрела на куст, рядом с которым сидела. Да, симпатичная сирень. Беленькая, чистенькая, почти как дома. Сиреневой сирени тут и не найдется, не подходит она для королевского дворца, считается слишком простонародной, а в другом мире, рядом с домом Марии она была именно такая. Белая. Не сиреневая.

Дома она регулярно обрывала с нее ветки, ставила себе на кухню и балдела. И запах, и цветы…

Красавчик что-то говорил. Мария думала о своем и обратила на него внимание, только когда тот попытался взять ее за руку.

– Эрр?

– Ваше величество, умоляю вас хоть об одном милосердном взгляде!

Мария поняла, что прослушала нечто важное.

– Что вы сказали, эрр?

Красавчик даже глазами захлопал.

– А… – Его даже не слушали? Вот это оплеуха!

Только вот времени на повторение у него уже не было. Уже слышались приближающиеся сюда голоса, король вышел на прогулку, и если сейчас, в этом уголке, он обнаружит королеву в объятиях Расмуса, это будет…

Эрр Эрсон обещал ему достаточно, чтобы безбедно прожить до конца своих дней. Так что риск оправдан!

И Расмус пошел в атаку.

Мария даже растерялась на секунду, когда ее сгребли в охапку, поднимая со скамьи.

– Прости, красотка, так надо… – Расмус попытался для наглядности задрать ей платье по самое это самое, чтобы сразу было понятно – тут не только сирень нюхали. Но тут уж и Мария сообразила, куда ее втягивают. И взбесилась.

Это что еще за подстава?!

Да тебе на меня плевать, ты из Дианкиного выреза глаза не вынимал… сейчас здесь будет король!

Ах ты ж… эрр понял, что задрать платье не получится, и принялся его просто рвать, изображая порыв страсти. Прорыв, разрыв?..

Держать женщину одной рукой, а второй рвать одежду? Неудобно, просто технически, и на секунду мужчина выпустил свою добычу. А зря. Мария без затей подняла освобожденную руку и ткнула мужчине двумя пальцами в глаза. Если бы моргнуть не успел, так без глаз и остался бы. Благо на такое движение замахиваться не надо, хватило бы решительности.

Жестоко?

Зато живой и даже целый… частично! В следующий раз подумает прежде, чем к женщинам вот так лезть, грязными лапами. Хотя… смотря какая женщина, конечно, может, кто-то и пожалеет врага, прибьет без мучений.

Расмус взвыл и отшатнулся от королевы. Теперь ему и вовсе было не до того, чтобы кого-то удерживать, глаза-то родные! И уж, конечно, он не заметил, как в кусты стекла серая тень.

Гробовая гадюка целую секунду раздумывала: цапнуть или пускай живет, но потом решила не связываться. Пусть поживет пока… пока она не узнает, кто оплатил эту подставу. Не самого ж красавчика так разобрало? Не виагры же он наелся?

А вот…

Так что появившийся на аллее буквально через минуту король увидел эрра Расмуса, который корчился на дорожке, пытаясь понять: есть у него еще глаза или они так и остались на пальцах у королевы?

И конечно, никакой королевы и рядом не было, как ни оглядывался эрр Виталис.

Кусты – недвижны.

Шагов не слышно, шума тоже, правда, валяются на дороге обрывки платья, ну так мало ли чье оно? Это не доказательство.

– Что здесь происходит?!

Эрр Виталис навострил уши. Ему тоже было интересно.

– В-ваше величество, – кое-как вякнул эрр Расмус.

– Я внимательно слушаю, эрр. Что это с вами тут было? – Иоанну и правда было интересно. Недолюбливал он этого красавчика, и по заслугам! Понятно, Иоанн вне конкуренции, он король, и восхищенных взглядов на его долю приходится еще и побольше, чем у Расмуса, но его-то корона красит. А этого подлеца – молодость и красота!

Обидно…

Просто по-человечески обидно понимать, что твоя молодость позади, и… даже в двадцать лет ты так не выглядел. Бабы от него так и млеют, природу-то не заткнешь!

– Уйййй, – эрр Расмус попробовал открыть глаза – и взвыл. Было больно.

Мария его еще пожалела, могла бы и правда глаза выдавить или выбить. А так…

Глаза у эрра были красивые, красно-голубые, и синяки проявятся вокруг глаз наверняка. А может, и чего похуже будет, если она ему сетчатку повредила, или роговицу… Мария плохо представляла последствия, но – заслужил. Будем считать, аналог срока «за изнасилование». А что бы сейчас Иоанн сделал? Особенно с ней?

– Меня видишь? – королю по-прежнему было любопытно. – Значит, глаза целы. Так кто это тебя?

Эрр Расмус понял, что план провалился, и, если он хоть слово скажет про королеву, ему сейчас и король добавит. Может, прямо с ноги. А встать пока и сил нет, и в глаза словно песка насыпали, зараза! Больно, чтоб тебя!

– Ваше величество, одна эрра оказалась недовольна моей пылкостью. Простите, но я не могу назвать ее имя, это