"Фантастика 2025-195". Компиляция. Униги 1-23 - Вадим Витальевич Тарасенко

Жрица опустила взгляд, и Аадр тут же врезал ей в глаз солнечным зайчиком.

— Если беда есть, то она непременно до кого-нибудь доберётся — так ли важно, до кого именно?

Илидор появился на свет в кладке эфирных драконов, которые раз в десять лет откладывают четыре-пять яиц, и каждый вылупившийся из яйца драконыш — даже не на вес золота, а на вес кое-чего несоизмеримо более ценного — целой драконьей жизни, огромной, прекрасной и почти вечной драконьей жизни. У Илидора не было ни малейшего шанса принять мысль, что при помощи детей можно проверять окружающий мир на дружелюбие.

От костра потянуло подгорелой кашей. Из лекарского шатра вышла жрица в зелёной рубашке. В руках она держала ворох несмотанных бинтов, заляпанных кровью и рыже-бурой мазью. Нескольких жрецов вчера вечером угораздило набрести на гнездо грызляков. Ещё один жречонок пропал бесследно.

— Детей солнца нельзя заставлять что-то делать или не делать, — нежно улыбнулась Фодель. — Дети солнца ведомы незамутнённым стремлением нести свой свет вовне, ведомы им одним.

— На словах это, может, и звучит убедительно, — проворчал Илидор, всем своим видом показывая, что его — не убеждает. — А на деле получается полная ерунда. Можно придержать эту их ведомость, пока вы не окажетесь в безопасном месте? Можно, ну я не знаю, запереть детей в клетке или привязать их к колышкам за ноги?

— Друг мой, твои шутки иногда немного кровожадны, — невозмутимо отметила Фодель.

— Да я не шучу.

— Но нельзя верить в одно, а делать другое, — продолжала жрица, не слушая его. — Вера — это не убеждения, вера — это выбор. Многие считают их равнозначными явлениями, но воин-мудрец возглашал иное.

Илидор подталкивал Аадра в спину, чтобы топал уже к своему малышовому шатру, но ребёнок упрямо кренился в другую сторону, к лесу. Дракон так же упрямо разворачивал его назад.

— Как у воина-мудреца, так и у нас должна быть сила оставаться последовательными. Не просто возглашать выбор солнечной стороны, а совершать этот выбор день за днём…

Дракона сегодня особенно сильно раздражали скопом все жрецы, у которых якобы есть ответы на все-все-все вопросы — а ведь тогда, на вырубке, он действительно поверил, будто ответы есть! Но на деле всякий раз оказывается, что жрецы дают тебе ответ вовсе не на тот вопрос, который ты задал. Их ответы не имеют той ценности, которую можно приложить к повседневной жизни. Слова Храма красиво звучатм – но Илидор бы предпочёл ответы меньшей красивости и большей практичности.

— Исключительно и только действия, ежедневные и бессомненные, являются выбором, который мы делаем на пути света…

От невозмутимой уверенности, от неизменной благожелательности Фодель в животе у Илидора поселилось сердитое колючее тление, оно требовало что-нибудь перевернуть, уронить или хорошенько треснуть, ворваться с топотом на поле бесконечных парящих словес и сгрести их в кучу, и смять хорошенько, и всем показать, сколь мало места занимают кружева словес, если не пускать их размахивать крыльями на воле, а приложить к действительности.

В другое время Илидор давно бы уже свалился в небо и вылил зарождающееся раздражение энергичным движением, смыл сердитость свежим разреженным воздухом, и не осталось бы ничего колючего и тлеющего внутри, небо забрало бы его злость и тревогу, а вместо них дало бы упоение полётом, ощущение пьяной свободы и собственной почти безграничной силы, огромности мира и бесконечной радости от того, что этот мир есть. В другое время небо подарило бы Илидору новую песню.

Но сейчас, когда дракону запретили падать в небо, запретили даже менять ипостась, а он выбрал принять этот запрет — сейчас он чувствовал себя запертым в собственном теле. Человеческая ипостась не могла вместить всех драконьих чувств, не могла переварить их огромность, используя одно лишь маленькое и нелетучее человеческое тело, потому царапучее и тлеющее распирало Илидору грудь. Он недостаточно уставал, шагая по лесу и даже бегая по нему за лесным зверьём, или же это была не та усталость, которая могла забрать сердитое тление из его груди и живота.

Жрица продолжала что-то говорить, и её слова бурились дракону в голову, как уховёртки.

— Хватит! — он зажал уши. — Пожалуйста! Не теперь!

Она замерла с полуоткрытым ртом, брови её сложились обиженным домиком, но тут, к счастью, жрицы стали созывают к ужину, и Аадр, сын Латьи, внезапно проявил интерес к чему-то помимо зеркала и солнца. Он встрепенулся и деловито протянул руку Фодель, показывая, что милостиво доверяет этой женщине отвести великолепного себя к котлу с подгоревшей обеденной кашей.

Илидор весьма ожидал, что жрица в ответ с милой улыбкой предложит ребёнку самостоятельно прогуляться к костру и проверить, насколько безопасно будет сигануть на горикамни, но Фодель охотно взяла Аадра за руку и направилась вместе с ним к котлу. Обернулась к Илидору, тот скорчил гримасу, которая с одинаковым успехом могла означать «Подойду позже», «Сами ешьте горелую кашу» и «Ещё не решил, чем хочу заниматься в этой жизни».

Жрица ушла, ведя за руку ребёнка. Илидор смотрел ей вслед в очень растрёпанных чувствах.

Совсем ещё недавно Фодель, такая невозмутимая, такая уверенная в собственном пути и назначении, немного успокаивала страстно-хаотичную сущность Илидора, но теперь дракон почти физически ощущал, как заканчивается способность Фодель это делать.

Всё чаще она вызывала у него раздражение — своей уверенностью, своим равновесием, своим совершенством.

Что может бесить больше совершенства?

Всё чаще злое тление в его груди вспыхивало, они с Фодель оставались наедине, и эти вспышки выливались только в болезненную, яростную страсть дракона к жрице. Он очень старался держать себя в руках, но злое тление от этого только набирало жар, бесилось и билось, не в силах выпростать себя вовне, и дракон не был уверен, что однажды не причинит жрице боль, которую нельзя будет принять за проявление страсти. Невыплеснутая энергия копилась и копилась в его животе, клокотала и распирала грудь, колола пальцы, выстреливала в голову. Хотя Илидор сдерживался изо всех сил, он то и дело оставлял на коже жрицы царапины и синяки.

Фодель почему-то воспринимала это как должное и шутила про пламенную золотодраконью страсть.

Но почему-то крылья Илидора, в человеческой ипостаси живущие собственной жизнью, никогда и никак не взаимодействуют с Фодель. Те самые крылья, которые обнимали непроницаемым коконом Илидора и Жасану на празднике степняков. Которые к месту и не к месту хватали за задницу Даарнейрию и однажды так за