Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

делом раздобыл бы генматериал Бритца и провёл тест. К сожалению, я как-то не сообразил даже, что шчера придаст мертворождению значение диаметрально противоположное нашему. Ведь для них это конец, то есть совсем конец, это для нас — просто обработка лишнего контейнера для инкарнации. — Изи вздохнул и усмехнулся. — Знаете, как шчеры каламбурят об эзерах? Смерть, мол, — житейское дело.

Нулис слушал не перебивая, сверля последнюю строчку в результате последнего анализа. Он стоял на фоне окна, и в его густую гриву катилось розовеющее солнце. Когда через пять минут он не пошевелился, Изи осторожно спросил:

— Так что вы решили? Насчёт её доли в завещании Кая.

— А ты жениться на ней собрался?

— Да я… да вы… — подавился Изи. — Ладно, я, наверное, пойду. Увидимся на конференции.

— Да, да, помню. Слёт костоправов в Скарабихе. Буду разносить твою статью о вправлении вывиха жвал. Не за фактические ошибки, о, нет. За плеоназмы и ляпалиссиады!

Даже после нескольких лет в психушке Изи хватило полчаса в компании Нулиса Иземберда, чтобы понять, отчего Кайнорт звонил дядюшке раз в сто лет. И по всему, Бритц дядюшку обожал! На его месте Изи охотнее звонил бы зяблому жорвелу.

* * *

— Минори Лау! — позвала экономка с террасы. — Минори Иземберд просит вас на разговор.

За сегодня я трижды её не поправила. Абсолютно отупев по дороге с Зимары домой (на почве горя, сдобренного успокоительными), я не понимала наверняка, чего желает двоюродный дедушка Миаша и Юфи: чтобы меня считали человеком или насекомым. И в последнее время речь давалась мне с трудом. Юфи семенила с приподнятым подолом пальтишка, в котором плескался малёк из пишпелии. Миаш скакал по каменистым горкам, хмурый, как болотное утро. Я настраивала себя на разговор с Нулисом, и всё равно язык приплавился к сухому нёбу. В гломериде доктор Изи не нашёл лучшего утешения, чем поведать, что Кайнорт оставил завещание. Первой реакцией было порвать писульки и накричать на Изи, но потом я сообразила, что без средств к существованию — громадных средств — мне не позволят остаться при детях. Доктор помог вчитаться в канцелярский эзерглёсс. Сбережения в семизначных суммах Кай оставил мне, в пятизначных — Нахелю, Изи и Пенелопе, а ценные бумаги — детям: на вырост. Поделил между мной и детьми недостроенный одонат и прилегающие доходные земли. Дяде Нулису (должно быть, от природной тяги Кая к злодеяниям вроде выбора котёнка для Нахеля) достался клуб «Тессераптор». С правом перепродажи не раньше, чем через сто лет.

В вестибюле экономка — задумчивая блёклая моль по имени Тинея — пожёвывала кончик шерстяного палантина, ожидая, когда я скину пальто.

— Вы проходите, проходите, я присмотрю за детьми, — предложила она, спасая ковры от растерянной Юфи, из подола которой уже сочилась вода. Она так и зашла в холл с рыбкой и озиралась в поисках подходящей тары для своего улова.

— Минори Тинея, не найдётся ли у вас глоточек крови? Миаш и Юфи сегодня ещё не обедали.

— О! Какой разговор! — оживилась Тинея и почему-то сникла. — Правда, я не знаю, где её взять так скоро… Гости на вилле редки чрезвычайно, для них хозяин не держит. Слуги только приходящие. Так-так-так… — Взволнованная моль потянула кушак моего пальто себе в рот. — Разве что, с вашего позволения, мы прогуляемся вниз по долине, там в дикоимье есть бар-шале. Чистенькое местечко. Держит шчер, но и рефрижератор для крови у него имеется.

— Не волнуйся, мам, если в дикоимье не будет крови, мы изловим большую рыбу! — крикнул Миаш уже на ступеньках террасы.

В гломериде они с Юфи начали звать меня мамой. Дети умбрапсихолога, они чутко восприняли произошедшее, то страшное, о чём всю дорогу молчали упрямые взрослые. И вот так просто — мама — спасли во мне разумную жизнь.

Когда мы только-только прибыли на Урьюи, я порывалась немедленно лететь к минори Иземберду и умолять, правдами и неправдами, оставить меня при детях. Естественно, ни при каких обстоятельствах родства шчера не могла надеяться получить опеку над двумя минори. И всё-таки доктор Изи настоял на сутках реабилитации за его счёт, чтобы я перестала быть похожей на бродячую сумасшедшую. Я вернулась с Зимары с обмороженными пальцами рук и ног, в синяках разной степени зрелости, с насморком, воспалёнными губами и растрескавшейся кожей. Худая, как щепка. На следующее утро, во всём новом от шпилек до шляпки, я ходила из угла в угол по палате в ожидании орникоптера и репетировала речь для Нулиса. Но слова, как первоклашки на перемене, кидались врассыпную.

Когда же мы с доктором засекли на веранде «Мелиссы» Альду Хокс, я имя своё позабыла. К счастью, минори Иземберд первым делом потребовал к себе Изи, а меня с детьми выставил в сад, взяв только по капле крови. И вот — я так передышала кислородом нагорья, что наконец успокоилась.

В рабочем кабинете меня ждал эзер, похожий на пещерного льва, которого пригладили и напомадили. Резким жестом он приказал занять кресло. Доктор Изи предупредил накануне: Нулис был минори четвёртой линьки. Я таких вживую раньше не видела (Изи признался, что и он тоже). И всё-таки, ни разу не встречая наяву эзера в легендарной четвёртой линьке, я безошибочно отметила её признаки. Эту холодного оттенка кожу и флюоресцентные радужки. И что-то ещё — не во внешности, а в поведении или взгляде — что я пока не могла определить. Но оно точно было. От нечленораздельного кваканья и кудахтанья меня спас Иземберд, который первым пошёл в наступление.

Он только открыл рот, и в эту секунду боль от потери Кая впервые по-настоящему перекрыл страх, что меня отлучат от детей. Нулис остался стоять и давил на меня, как накренённая колокольня. Булыжник, который колыхался на ветру над зыбучими алмазами лощины Жамызяк, где погибла Эстресса, — и тот не пугал так сильно.

— Что это у тебя в руке?

— Не оружие, минори Иземберд.

— Следует быть начеку со шчерой, умудрившейся трижды пережить Кайнорта.

Как часто я его убивала. Желая сделать мне побольнее, Альда Хокс на пути к Урьюи рассказала, что Кай выпил яд после нападения на бункер. Это был первый раз. Потом Хокс ужалила его на Алливее, воспользовавшись замешательством, и тоже из-за меня. И вот — Кай замуровал себя в алмазы, только чтобы я вернулась домой. Семь лет знакомства — и смерть, смерть, смерть.