Многоликий Янус - Светлана Малеёнок

— Хорошо, по сравнению, с кем? – подняла я к нему, лицо.

— По сравнению с другими, — вздохнул он.

Оказывается, остальные узники, которых он видел, покидая свою страшную тюрьму, вообще походили на вешалки для своих жалких лохмотьев. Большинство из них, были безумны или близки к этому. Лишь благодаря своему отцу, Оливер питался несколько лучше других. Кроме еды, которую отец ему привозил в дни свиданий, Винсенту Райли удалось, практически невозможное. Он сумел подкупить одного из охранников, и раз в пять дней, окошко глухой, толстой двери открывалось, и на пол камеры падал сверток с простыми продуктами. Самыми любимыми, из которых, для Оливера были хлеб и сало.

Рассказывая, он нахмурился, вспоминая те, ужасные месяцы заточения. Я осторожно дотронулась до его лба, и провела по вертикальной складке между черными бровями, словно желая стереть из его памяти, все, что ему пришлось пережить.

Как-то раз, когда я сидела на коленях мужа, разместившегося в глубоком удобном кресле у самого камина, не выдержала, и осторожно спросила, как же его отцу, удалось организовать побег из тюрьмы, откуда никто никогда не сбегал.

Посмотрев на меня долгим задумчивым взглядом, Оливер, наконец, решился мне все рассказать. Старательно подбирая слова, он приоткрыл мне тайну своего спасения.

— Никакого побега не было, — его тихий, с легкой хрипотцой голос, как всегда, прошелся по моим, словно оголенным нервам, вызвав легкую дрожь.

— Как это? – я удивленно распахнула глаза, — тебя отпустили!?

— Ну, можно сказать и так, — он загадочно посмотрел на меня, и тихо добавил, — в ночь на двадцать четвертое марта, император был убит.

Я тихонько вскрикнула, прижав ладошку к губам.

— По официальной версии, его разбил апоплексический удар, но это не так, — последовала пауза, а затем тихое, — и ты, конечно же, этого не знаешь, — взгляд мужа стал серьезным и пронзительным. Я поспешно кивнула. – Так вот, после смерти императора, были выпущены все политические заключенные, — еще тише закончил Оливер.

— Ах, да! Убийство Павла первого, двадцать четвертого марта тысяча восемьсот первого года, — прошептала я.

— Ты знала? – подался вперед мой муж.

— Да, только сейчас вспомнила. Я в школе это проходила. Твой отец участвовал в заговоре? – оглядываясь на дверь, тихо спросила я.

— Доподлинно я этого не знаю, — задумчиво ответил он, переплетая наши пальцы, — по пути домой, я не единожды спрашивал его об этом, но отец все время отшучивался и переводил разговор на другую тему. Но, наверное…

— Нет, конечно, не участвовал. Просто это совпадение, — сказала я громче, чем следовало, и твердо посмотрела в глаза мужу. Затем положила голову на его грудь, и тише добавила, — отец не хотел тебя во все это втягивать. Как у нас говорят: «Сердце не знает, душа не болит».

Муж серьезно посмотрел на меня, и кивнул.

К слову сказать, за это время, я так и не увидела свекра. Оказывается, этот деликатный мужчина, когда привез Оливера, даже в дом не стал заходить, чтобы не смущать и не мешать нашей с ним встрече.

— Вам с Авророй, нужно много о чем поговорить, — сказал он тогда Оливеру, — и сразу же уехал в замок к моему отцу. Он погостил там все десять дней, давая нам, молодым супругам, хотя бы частично наверстать упущенный, несостоявшийся «медовый месяц».

Как бы мне не было хорошо с мужем, но моя деятельная натура, уже томилась от ничегонеделания, а к вечеру десятого дня, я почувствовала, что наотдыхалась на много лет вперед, о чем и поспешила поведать мужу. Оливер широко улыбнулся.

— Не поверишь, но я, тоже. Особенно, насиделся и належался! Вот только, чем мы займемся? На полях еще снег лежит, и земля не скоро прогреется.

— Уж поверь, мой дорогой, дел и сейчас хватит!

На следующее утро, Оливер застал меня в том самом платье, в котором увидел, вернувшись из заточения, домой. Я, как заправский индеец, с измазанным краской лицом, снова балансировала на деревянной стремянке, заканчивая работу над боскетной росписью стены в холле.

Подобные настенные картины, в гостиной и на лестнице, уже были готовы. В гостиной я изобразила сад цветущей сакуры. Все деревья, были буквально усыпаны нежно розовыми цветами, придавая всему помещению утонченно воздушный вид, и словно заставляя его светиться, особенно, когда на картину падали солнечные лучи из окон.

Поднимаясь по лестнице, казалось, что идешь по вьющейся через сосновый лес, тропинке. Молоденькие ели, и темно коричневые стволы вековых сосен, растущих на подстилке изо мха и еловых иголок, создавали впечатление соснового бора.

От солнечных лучей, льющихся из окон, находившихся по другую сторону лестницы, казалось, что местами, лес освещается солнцем, пробивающимся сквозь верхушки деревьев. Таким образом, получалась довольно правдоподобная иллюзия присутствия в настоящем лесу! Особенно, этому способствовали, тщательно прорисованные неотъемлемые детали леса, такие как: грибы, шишки на лесной подстилке, белка, спускающаяся по стволу сосны и другие.

А вот стену холла, я изобразила в виде березовой рощи, где пестрые стволы тонких березок, частично скрывались за нежной вуалью молодых весенних листочков.

Саму рощу, я изобразила в перспективе, рисуя более дальние деревца, визуально меньшего размера, чем предыдущие. Расстояние между ними, также сокращалось, отчего, создавалось впечатление объемного рисунка. Казалось, что роща уходит вглубь стены, теряясь где-то вдалеке, отчего сам холл, казался намного просторней.

Оливер и его отец, пришли в восторг от моего творчества! Также, они остались, очень довольны внутренней отделкой особняка, особенно отметив идею установки в каждой спальне камина. Наши комнаты стали намного уютней, и теперь простыть в промозглую погоду или зимнюю стужу, нам уже не грозило!

Как только я закончила с росписью стен, поспешила в то самое овощехранилище, в которое поместила семенной картофель. Предстоял очень важный этап его подготовки к высадке.

Прежде чем приступить к первому этапу, я снова позвала женщин, которые помогали мне перебирать картошку в ноябре. Придирчиво осматривая каждый клубень, мы отбраковали те, которые начали темнеть или подгнивать. Негодный для посадки картофель, я распорядилась отнести на кухню, а часть, раздала женщинам за работу.

На время хранения зимой, картофель был прикрыт мешковиной, чтобы избежать попадания на него, солнечного света. И единственное, но широкое окно хранилища, было плотно занавешено.

Теперь же, картофель и окно, мы раскрыли, и на клубни из окна, падал яркий солнечный