Волчье солнышко - Александр Бушков

Его самолет – в три часа дня. Ее – улетает двумя часами позже.Город Тринкомали, Золотая Ланка, невыразимо прекрасный остров, который снезапамятных времен именовали раем земным. Отпуск закончился у обоих. Осталосьчаса полтора на сборы и прощание.

* * *

Вот и все. Три недели, как один день. Не увидеть ее больше –это же непостижимо, не умещается в сознании, как раздумья о размерах Вселенной.И все же, все же… Как ей сказать – и стоит ли вообще говорить? Я сказал бы,останься все курортным романом, но курортный роман перерос в нечто большее, мыоба давно это поняли. И каково ей будет узнать, моему искусствоведу с глазами,в которых читается любое движение души, что никакой я не инженер из Пловдива,что я – сотрудник управления «Гамма»? Вот именно, ООН, Международная службабезопасности. И не далее чем завтра мы приступаем к работе там, в ЮжнойАмерике, и ясно, что дело предстоит жаркое: опергруппы отдела «К» не беспокоятпо пустякам. Да, разоружение уже началось, но времена предстоят трудные, ивернутся не все – нужно трезво оценивать обстановку. Что же, рассказать все иоставить ее день и ночь думать о казенном конверте, который она можетполучить, – синий такой, с черной надпечаткой? Взвалить это на нее –девушку из другого, по существу, мира? Начало двадцать первого века, на планетепочти не стреляют, люди начали забывать, что такое война, пусть уж в случаечего на одну вдову военного будет меньше…

Возможно, на чей-то взгляд я поступаю подло. Может быть. Новиноват в том, что все так случилось, еще и век, сохранившиеся пока очаги болии суровых сложностей. Для большинства землян война закончилась навсегда, длянас она продолжается – и порой калечит нас не пулей и не осколком.

Мы договорились, что тут же напишем друг другу повозвращении домой. Не напишу. Вообще ни строчки. Пусть считает ловцом курортныхприключений. Пусть. Лучше уж так – в первую очередь для нее лучше. Решено,молчу. Это пытка – сохранять беззаботность при расставании, но она ничего незаподозрит, – как-никак мы прекрасно умеем владеть собой. Самая лучшая,нежная моя, прости. Постарайся забыть обо мне в своей Тулузе, – почему ядо сих пор не был в Тулузе? Там наверняка найдутся, родная, хорошие парни… А ямолчу. «Капитан Никола Гешев из отпуска прибыл!» Вот и все. Теперь только это.

* * *

Тапробана, Силянь, Серендип, Цейлон – сколько было названийу Золотой Ланки… Давно я мечтала сюда попасть, удалось наконец, и надо же былоэтому случиться именно здесь – началось как стандартное курортное приключение,а кончилось совсем серьезно. И очень печально – я должна улететь, ребята уже вАфрике, и, судя по тому, что операция взята на контроль Совета БезопасностиООН, карусель ожидается нешуточная. Не надо бы о таком думать, но с заданий,подобных нашему, частенько не возвращаются. Будь они прокляты, эти недобитки,рано или поздно мы уничтожим последних, но я думаю сейчас не о противнике, а очеловеке, которого полюбила. Ну как я ему скажу? Милый, доверчивый парень –знает ли он вообще что-нибудь о том, что происходит в тишине на теневой сторонеулицы? Об управлении «Дельта»? Слышал, несомненно, как многие, что существуютеще экстремисты, террористы, остатки агентурной сети упраздненных разведок, нодля него это – где-то далеко, прямо-таки в другом измерении, об этом он и недумает, проектируя в своем Пловдиве мосты, – взорванные мосты он, конечно,видел только в кино…

Совесть мучит чуточку, искусствовед – ничего лучшего непридумала. Служительница благолепной музейной тишины, узкие ладони, тонкиепальцы с маникюром… Как обидно, господи!

Ничего я ему не скажу. Пусть считает легкомысленной ветренойдевчонкой. Что ж, лишь бы не жил в постоянной тревоге за меня, не мучилсяоттого, что он, мужчина, не в состоянии защитить любимую женщину. Наименеежестокий выход. Прости, любимый, возможно, ты бы и не осудил, ты еще встретишьв своем Пловдиве (как хотелось бы там побывать!) хорошую девушку, которая неумеет с двух рук стрелять в темноте, на шорох…

Нужно только ничем не выдать то, что на душе, он ведьпонятия не имеет, что мы расстаемся, возможно, навсегда, и не предполагает, ктоя на самом деле. Самое тяжелое – лицедейство при прощании. «Лейтенант КатринКлер в ваше распоряжение прибыла!» Это – уже через шесть часов.

Погода прекрасная. Лайнер «Эйр Тапрабана» взлетает точно порасписанию. В кресле номер двести одиннадцать – мужчина с закостеневшим лицом.Аэропорт. Диктор стереовидения рассказывает о ходе разоружения так гордо, какбудто это он все устроил. В уголке, у выходящей на летное поле стекляннойстены, рыдает девушка – но только она одна знает, что плачет, окружающие незнают, не видят.

Тринкомали – похоже на веселую детскую считалочку.Тринкомали, Тринкомали…