Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

class="p1">— Слушай, я о другом вот хотел спросить. Я выяснил, что у тебя принцип «не убий». То есть… я понял, что Кей хотел киллера из тебя сделать, когда еще работал на Скоморохов… На них же, да? Офигеть. Ну вот. Получается, план просто с треском провалился? Почему ты не убиваешь?

Мне пофиг на «карьерный трек» Кея, хотя его якобы работа на полумифических мемных киллеров (если они вообще существуют! — мне кажется, именем Скоморохов прикрывается целая куча ОПГ и контор) — интригующая тема. Но даже если и существуют — плевать я хотел на Кея.

Для меня очень важно сейчас, что скажет… по-прежнему возможный контактер.

Соль ковыряет кожаную обивку дивана:

— Не знаю, так… сложилось исторически. Теперь уже из-за браслета в основном. Авалонские алгоритмы не любят насилие, предпочитают несиловое решение проблем… Когда-то мне это все казалось мудрым — сильные не убивают, всякое такое. Многие-де из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших — жизни, но мы не можем им ее вернуть, бла-бла-бла. Теперь, думаю, чухня это все.

— Когда-то казалось — а сейчас нет?

— А сейчас нет, Макар. Чо ты пристал⁈ Сейчас — нет, но убивать все равно плохо. И я этого не делаю.

Гляжу на девушку. Насупилась, черты лица стали резкими. «Чухня», ага. Вижу. Ответ получен.

— Я вообще с самого начала одного хотела: маме позвонить, — бессвязно и с досадой перескакивает Соль. — Сказать, что все со мной в порядке. И каких только целей с тех пор не выполнила — а от этой становлюсь только дальше. А я бы всю эту Кочку с ее разборками бесконечными отдала за возможность позвонить маме. А твои родители живы? Звонишь им?

— Нет. Некуда им звонить. Разве что в мир иной. Ты правильно про сестру сказала: нету у меня семьи. Меня бабушка с дедом воспитывали, они померли давно. А в чем для тебя сложность позвонить маме?..

— На Авалон надо плыть… Да, вот так! Вот такая вот сложность! Все, твоя очередь отвечать!

Теперь Соль глядит на меня в упор:

— Семьи нет — и не было? Женат не был?

— Так… сложилось исторически, — повторяю я. — Суд. Ссылка. Никто за мной сюда не поехал.

— Не декабрист, значит. Ясно.

— Что?

— Ничего, забей. Я говорю, жениться вам надо, барин. В смысле — бабу бы тебе, Макар Ильич. А не старые раны на маяке ковырять.

Усмехаюсь:

— Ага. А тебе — мужчину. Чтобы на Авалон свозил, а не тут свои проблемы решал. Так?

— Так. Блин, зачем я с тобой напилась⁈ Душнила, капец душнила! Еще из тех, которые всегда правы! Бесите! Худшая пьянка в моей жизни, Макар!

Пару мгновений мы глядим друг другу в глаза.

— Но спасибо, — заканчивает Соль невпопад.

— Ага. Ну, давай тогда последний тост. За другие миры.

— М-м?

— Где все может складываться иначе. Говорят, есть такие. Вот за них — как за символ надежды.

Мы чокаемся почти пустой банкой и бокалом с остатками коньяка. Удерживаюсь, чтобы не ляпнуть «прикинь, я ведь тебя убить собирался» — не настолько я бухой все-таки. Вместо этого…

— Я на кухне лягу, — говорю я. — Ты же все равно не знаешь, где она. А там диванчик. Кстати, джакузи я починил: просто систему продуть надо было. Утром — пользуйся. И… тебе тоже спасибо.

— Cal, — постановляет Соль, запрокидывая донце банки. — «Жопа».

Глава 18

Соль. Кто-то должен запачкать ручки

Меня вырывает из сна каким-то садистским будильником, который вместо звонка использует дрель прямо в висок. Глаза открывать страшно — вдруг там, снаружи, уже наступил конец света, а я его проспала? Или, что хуже, утро.

Мир приобрел запах, вкус и даже, кажется, цвет моего любимого бледного эля. В смысле прежде любимого… больше никогда! Идея, что надо встать с дивана, кажется невыносимой, однако природа неумолимо зовет.

'— Что вас вдохновляет?

— Не понял…

— Ну, что вас заставляет вставать по утрам?

— А, понял. Меня вдохновляет поссать'.

Вот-вот.

Подняться с надежного кожаного дивана в этот провонявший пивом, бессовестно кружащийся перед глазами мир оказалось самым невыносимым. А там где туалет, там и умывальник: сперва напиться холодной воды, потом почистить зубы — кто-то заботливо оставил в ванной пачку новеньких зубных щеток. Душ, зараза, оказался умнее меня — что и безо всякого похмелья не так уж трудно — но с пятой попытки я совладала с набором переключателей.

Божечки-кошечки, так я еще не накидывалась — по крайней мере, в этой жизни. Сначала не хотела провоцировать Токс, а потом… не чувствовала себя в безопасности. Самое смешное, теперь я в безопасности, насколько это возможно в принципе — после того эхони Сугроб будет защищать меня, как родное дитя… бери выше — как цифры с оборотной стороны своей карты. А если корпорация все-таки решит, что смерть отважной разоблачительницы обойдется не так уж дорого — тут не поможет, даже если я буду трезва, как сорок тысяч братьев — посвященных Илюватара. Вот, я взглянула на вещи трезво — и наклюкалась в зюзю. Хотелось, если честно, перестать наконец думать о царапающей стекло руке с перепонками между пальцев… Вчера ни черта не помогло — только вконец расклеилась. Но сегодня все-таки попустило.

Вообще у похмелья есть один-единственный плюс: тебе быстро становится лучше. Со всеми остальными состояниями чаще бывает наоборот.

Судя по запаху тела, я вчера хотя бы никого не трахнула. И не убила — браслет, как и вечером, на середине красного. Со всем прочим мы как-нибудь справимся.

Накидываю белый и пушистый халатик и по запаху свежего кофе нахожу кухню.

— Минералка на столе, только из холодильника достал, — хмуро говорит Макар, гипнотизируя взглядом турку.

Строю жалобное лицо:

— Можешь головную боль снять? Как Мотя делает.

— Разве что вместе с головой. Я не маг жизни, знаешь ли… Аптечка в третьем справа шкафчике.

Ага, шустро ихнее благородие тут освоилось… Выглядит не лучше меня, кстати. Ну и славно — если он вчера тоже был в дрова, как-то оно не так стыдно.

На столе — стопка еще теплых контейнеров, от которых пахнет едой.

— Милиционер принес, — объясняет Макар. — Сказал, от самой супруги начальника милиции.

— Хах! Пока Катрина Кляушвиц на Сахалине, нам грозит все что угодно, но только не голодная