Вторжение - Даниил Сергеевич Калинин

Голос у казака под стать внешности — хриплый и гулкий, а тон слов его дерзкий и самодовольный. Решай он все сам, может, так оно бы и получилось… Но сейчас я лишь положил руку на плечо шагнувшего вперед Лермонта, побелевшими пальцы стиснувшего рукоять пистоля — после чего заговорил, смотря в глаза именно воеводе:

— Вижу я, что воры в порубежье по-прежнему в чести! Но также я знаю и о вашей беде с казаками беломестной слободы, и о мурзе, жаждущем мести. А потому я готов предложить решение, способное удовлетворить обе стороны — я выполню приказ, а гарнизон крепости сохранит боеспособность

При последних моих словах взгляд десятника Алексея (хотя десятника ли?) стал острым и внимательным, перестали ухмыляться и служивые. Казачий атаман, недовольный тем, что я не дал слабину, вперился яростным взглядом в Лермонта, не отпускающего руки с пистоля — а воевода, явно недовольный выпадом Харитонова, уже заметно благосклоннее кивнул мне и коротко бросил:

— Говори ротмистр.

— Мы привели с собой обоз, чтобы вооружить четыре сотни будущих рейтар самопалами и кавалерийскими карабинами с колесцовыми да кремниевыми замками. Последние, конечно, не отличаются надежностью — зато иные наши мушкеты славятся искусной выделкой замков и точным боем, и стоят они целое состояние. Этого оружия у нас — чуть больше сотни карабинов… Но предположим, что оба воза с ними я утопил — и остались у меня лишь пистоли, чтобы вооружить только три сотни рейтар. Предположим…

Конец фразы я протянул довольно многозначительно, и воевода вновь благосклонно кивнул:

— Продолжай.

— Так вот, «утопленными» карабинами вы можете вооружить сотню стрельцов, мои люди помогут с ними разобраться. В то время как освободившиеся пищали вы передадите самым смышленым и толковым городским казакам, чем вы увеличите число ратников, способных встретить врага огненным боем, едва ли не вдвое.

— А немчура-то дело говорит! У меня стрельцов всего-то полторы сотни, а так две с половиной будет — совсем иной разговор с татарами поведем, коли под стены наши сунутся!

Сын боярский усмехнулся, посмотрев на засиявшего стрельца:

— Ты Юрий, свет Никитич, обожди радоваться-то. Три сотни детей боярских все одно поверстают в рейтары — кто же тогда в сторожи пойдет? Твои стрельцы — аль казаки городские⁈

Посмотрев на Алексея с легкой усмешкой, я перевел взгляд на воеводу:

— Это еще не все. Я предлагаю женатых донских казаков переселить в крепость, а всех несемейный донцов поверстать в рейтары. Тогда в самой крепости можно будет оставить хотя бы с полсотни детей боярских…

— ЧТО-О-О-О⁈ Не бывать!!!

Казачий атаман взревел, аки бык, вскочил на ноги и едва не перевернул лавку с десятником, рванув из-за пояса и самопал, и саблю. Однако Лермонт оказался чуть быстрее — и молниеносно направил выхваченный из кобуры пистоль на Харитонова. Вскочили из-за стола и прочие служивые, положив руки на рукояти клинков — вот только меряют они злыми взглядами не нас с шотландцем, а донца… Слово в этот раз взял воевода, единственный из присутствующих оставшийся сидеть на резном стуле:

— А чего ты возмущаешься, Степан? Это ведь ты ни словом не обмолвился об убитом твоими казачками мурзе, это ведь за твоей станицей пришли ногайцы, по твою душу! Вон, ротмистр дело говорит: мы люди служивые, и приказы выполнять должны. Приказ есть, а немец нам все одно навстречу идет, оружие пообещал дать, последних служивых в городе оставляет… Да и казаков у тебя все одно больше половины останется, ведь сколько уже женатых? А сколько из твоих бобылей успели девок елецких попортить? Одни жалобы на твоих молодчиков! Кто-то посватался честь по чести — ну а остальные также пусть теперь сватаются, да свадебки играют… Как говорится, венчание покроет грех молодых.

Атаман, до недавней поры очевидно, бывший воеводе костью в горле со своим самоуправством, медленно осел на лавку — и с явной неохотой убрал оружие.

— Кроме того, каждый вступивший в рейтары казак получит государево жалованье — что побольше будет, чем у простых детей боярских — да два колесцовых пистоля в личное пользование. После же окончания войны я не буду неволить донцов и отпущу их в Елец. Но и выданное оружие, и снятые с боя трофея — все останется при них!

После короткой паузы я продолжил:

— Не серчай атаман — но ведь богоугодное же дело делаем, Отечество защищаем! Донцам без Руси все одно не выстоять против турок да татар — да только Русь сейчас и сама на грани гибели… Тем более, что ногайцы уже вряд ли явятся под стены Ельца этой зимой — зато большая сеча с ворами самозванца точно случится! А там уже и король ляхов под Смоленском осадным лагерем встал…

Харитонов нехотя бросил:

— Добро. Но раз так — я своих казаков сам поведу. Ну а семейные — семейные пущай остаются…

Воевода, услышав последние слова, аж просиял лицом — и картинно раскинул руки:

— Что же я за нерадивый хозяин! Люди с дороги, а у нас ведь уже и каша остыла, и капуста моченая заветрилась, и хлеб загрубел! Но вы садитесь, гости дорогие, сейчас согреетесь медком, салица вот соленого отведайте… А там уже и поросенок в печи томленный поспел, греческой пшеницей и луком набитый!

Я кивнул Лермонту, и мы вместе двинулись к столу. Между тем, воевода окончательно вошел в роль хлебосольного, радушного хозяина:

— Ох, совсем забыл представить моих… Как вы их у себя в рейтарах кличите, офицерами? Ну вот, знакомьтесь: стрелецкий голова Юрий Солнцев…

При этих словах чернявый стрелец озорно ухмыльнулся и подмигнул — мол, не серчай за не очень радушную встречу.

— Голова пушкарей наших, Иван Сахно…

Долговязый служивый с открытой улыбкой подал руку для приветствия, и неожиданно крепко стиснул мою ладонь. Крепкий малый, жилистый — а по виду ведь не скажешь!

— Ну, с атаманом нашим Степаном Харитоновым вы еще успеете познакомиться поближе — а десятского голову Алексея Каверина наверняка уже узнали в дороге. Он сейчас за сотника детей боярских, Пашку Тельных — того татары в последней сече крепко подковали… Но лекари говорят — поправится, так что Алексея свет Владимировича мы пока все же в сотники не производим.

Ага, вот значит, почему простого десятника дети боярские так уважительно встречали — и почему он сидит с воеводой за одним столом!

— Себастьян фон Ронин, Джок Лермонт. Будем знакомы.

Глава 8

«Мир — это свобода в спокойствии»

Марк Туллий Цицерон

— Дорогой, просыпайся.

Не хочу. Просто хочу спать.

— Фон Ронин! Я уже через два дня уеду, а у нас на сегодня были планы.

В бок уперся миниатюрный кулачек. Ноздри приятно защекотал аромат туберозы. Улыбнувшись, я открыл глаза.

Черные как смоль кудри, небрежно спадающие на плечи, глаза липового меда, чуть пухлые губы. Н-да, ради этого стоило вырваться из лап Морфея.

— Ты так все проспишь. Ладно все! Ты мой отъезд проспишь! — ее пальчик скользил по моей спине.

Я нежно привлек к себе девушку и поцеловал:

— Не просплю. Ты не дашь. Тем более у нас действительно планы.

Виктория лукаво улыбнулась — и сама потянулась ко мне с ответным поцелуем…

— Себастьян, следующий раз я буду будить тебя с безопасного расстояния! Ухватом! — красотка с мраморной кожей изящно засмеялась, продемонстрировав ровные коралловые зубки.

— Ну, это мы еще посмотрим…

В ответ на мой игривый тон дочь ганноверского архитектора лишь подарила мне еще одну обворожительную улыбку…

Приключение в театре нас здорово сблизило. Хотя может это только я так думал, а сблизило нас приближение неизбежного расставания на долгий срок. Очень скоро меня ожидали экзамены, а ее поездка с отцом.

— Попросим вина прямо сюда? — выразительно выгнул бровь я.

— Ты с ума сошел! Утро же. — поднялась с постели девушка.

— Может ты не знаешь, но старинная дворянская традиция четко говорит о хотя бы одном бокале вина перед завтраком.

— Да, Себастьян. И перед обедом и ужином. А потом такие дворяне сидят в долговых ямах и молят хотя бы об одном медяке.

Я громогласно рассмеялся.

Уж в чем в чем, но в чувстве юмора моей даме сердца было не отказать

Снятая комната была также очаровательна, как