Как высоко мы поднимемся в темноте - Секвойя Нагамацу

Я как раз распеваю «Кокомо», когда адвокат вдруг ни с того ни с сего признается, что у него был роман на стороне.

– Ну и зачем нам эта информация? – спрашивает геймер. – Просто так?

– У меня семья есть, – объясняет адвокат. – Боюсь, жена меня бросит.

– Не исключено, – отзывается пожилая женщина. – Но если ты с ней нечестен, у вас уже никогда ничего хорошего не получится.

– Мы типа теперь душу друг другу изливаем? – не унимается геймер. – Ладно, мой старший брат погиб в аварии, водитель, который его сбил, скрылся с места происшествия. А нечего было путешествовать с плохой компанией. Впрочем, я и сам не святой.

– Моя мать умерла от передоза, когда я был маленьким, – делится бандит. – Нет-нет, вы не то подумали. Я плакал ночами напролет, и она принимала стимуляторы, чтобы хоть как-то держаться. Отец всю жизнь винил меня в ее смерти. Отвратно со мной обращался, мудак старый.

Я жду своей очереди, однако мне не в чем признаваться. Я никогда не сбегал из дома ночью, чтобы накуриться. Никогда никому не изменял (у меня и подружки-то не было). Родители переехали в Америку после закрытия Фукусимы, так как отцу больше негде было работать. Мы поселились в Беркли и стали трудиться у дяди в пекарне. Я получил стипендию на учебу в колледже. Помню, как мать часами стояла в очередях в разных инстанциях и плакала. Как в школе я боялся разговаривать, стесняясь акцента. Почти ни с кем не общался и постоянно писал. Почему-то переживал, что родители мое творчество не одобрят, хотя они всегда хвалили мои рассказы и стихи, когда я им их показывал. Летом я приезжал из колледжа домой на каникулы и все время сидел в своей комнате. Отец, надев очки, читал мою писанину с помощью электронного переводчика.

– Хорошо. Очень хорошо, – говорил он и передавал листки матери.

В кармане рубашки он носил блокнотик, куда записывал все незнакомые слова и идиомы. И постоянно пытался использовать их в разговоре. Ужин просто отвал башки. Какой потрясный снимок ты сделал. Терияки – ум отъесть. Выпускной получился – огнище.

– Ты такой талантливый, – умилялась мама. – Но когда тебе начнут за это платить?

– Скоро, – обещал я родителям. – Творческим натурам всегда приходится долго пробиваться наверх. Самое главное, чтобы твои работы увидели правильные люди. А их не так просто найти.

Я вспоминаю о родителях и дяде, которые сейчас ждут меня в пекарне, где я подрабатывал в летние каникулы. Они, наверно, думают, я пишу очередной стих и совсем забыл о времени. А может, они уже дома и звонят в полицию. Отец, разговаривая с детективами, достает из кармана блокнотик и желает им ни пуха ни пера.

Мы движемся вперед и вскоре слышим новые голоса. Кто-то зовет на помощь, кто-то протяжно кричит: «Привет!». Мы говорим им, чтобы шли на звук наших голосов – сюда, сюда! – и вскоре они сталкиваются с нами.

– Я вел двадцать восьмой автобус, только выехал из Филлмора, как все вдруг потемнело. Показалось, будто я падаю, – рассказывает один из новичков.

– Падаешь? – переспрашивают другие.

– Ага, лечу с парашютом.

– Кто-нибудь еще помнит падение? – спрашиваю я.

Тишина.

– Господи, пассажиры, – вздыхает водитель. – Мой автобус…

Я задумываюсь о том, что рассказали новички. А что, если мы упали сюда сверху? Существует ли вообще «сверху» в месте, где ходишь по воздуху? Пока что ясно только, что движемся мы кругами.

– Ну, что скажешь? – спрашивает бандит.

– Возможно, единственный выход отсюда – это вверх? – предполагаю я.

– Или выхода просто нет, – замечает геймер. – И все мы в ловушке.

– Допустим, нужно лезть вверх, – вмешивается адвокат. – Но как? У нас же нет лестницы.

В отдалении раздаются новые голоса. Их слишком много, невозможно понять, откуда они доносятся. Пространство теперь гудит, как набитый людьми кафетерий. Слышны обрывки фраз на английском, испанском, немецком, китайском, еще каких-то незнакомых мне языках. Я предлагаю посчитаться: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать… шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять… А что если, что если?..

– Ты сбрендил, что ли? – рявкает бандит. – Мы так-то не в цирке.

– У меня вряд ли получится, – беспокоится пожилая женщина.

Я и сам не уверен, но попробовать стоит.

– Только подумайте, – убеждаю я. – Кем бы мы тут ни были, это явно не настоящие наши тела. Мы не устаем, не хотим есть. Нам не жарко и не холодно. Думаю, у нас получится. Ведь пораниться мы тут вряд ли можем.

Чтобы построить живую пирамиду, мы делимся на группы по комплекции, продолжается это по ощущениям несколько часов или дней. Все называют свой рост и вес. Но я же не врач и не полицейский, мне мало что говорят цифры. Тогда все начинают просто себя описывать – довольно крепкий парень, в спортзал ходил. Я воображаю спортивные шорты и майку.

– Так, те, что покрупнее, опускайтесь вниз, становитесь на четвереньки, – командую я.

Судя по нашим расчетам, которые стремительно теряют смысл, так как люди всё прибывают, мы можем построить пирамиду из пятидесяти этажей. Как ни странно, все начинают помогать друг другу занять свое место. А я гадаю: если бы мы видели друг друга, все шло бы так же гладко или нет?

Ощупываю нижние уровни пирамиды, проверяя, насколько они плотные и устойчивые. Я сейчас потрогал больше людей, чем за всю предыдущую жизнь. Но смущаться и скромничать не время.

– Нам нужно больше крепких ребят. Идите на мой голос, сюда, – зову я, замечая прореху в пирамиде.

– Ой, меня кто-то за задницу ущипнул, – вскрикивает женщина.

– А ну прекратить! Не то я до вас доберусь, – рявкаю я.

– А можно как-то побыстрее? – подает бандит голос из середины этажа.

Люди медленно взбираются на первый уровень, извиняясь, если наступили кому-то на голову. Я опять проверяю конструкцию, заполняю пустоты, убеждаюсь, что все держатся крепко и имеют опору под ногами.

– Ничего не выйдет. Меня вытолкнули, – кричит кто-то.

Слышно, как тело падает вниз, временами стукается о другие уровни пирамиды и охает: «Твою мать!»

– Не знаю, кто ты, но скорей забирайся обратно. Все получится. Вспомни о друзьях и родных! Забудь, что ты физически мог в прошлой жизни. Это больше неважно.

Пока я произношу эту тираду, падает еще несколько тел, и я каждого убеждаю вернуться на место.

Когда крупные занимают свои места в пирамиде, я велю самым легким забираться наверх. Через некоторое