Спасти СССР. Реализация - Валерий Петрович Большаков

том числе специфические виды осмотров, например, у психологов, и не пытаться от них уклониться. — На губах Генерального заплясала демоническая улыбочка: — Ну, а если ему придет в голову нарушить режим, то дождется автоматического перехода к варианту «А»!

Тот же день, позже

Ленинград, проспект Газа

У входа в клуб Пашка вывесил наш вымпел с журавлем, и слабый ветер колыхал его — чудилось, что вышитая птица с усилием взмахивает крыльями, пытаясь взлететь.

Пальцами я коснулся вымпельной бахромы, и тут же отдернул руку — звонкие хиханьки да хаханьки за дверями живо набирали силу. Створка распахнулась, выпуская Ясю и Тому.

— Ах, что-то Дюша совсем забыл о нас… — пригорюнилась зеленоглазка, забывая скрыть лукавую улыбочку.

— Не замечает совсем, — грустно поддакнула Ясмина, покачивая головой, и лишь искорки веселинок можно было уловить в глубине ее глаз.

— Не любит, не поцелует… — горестно вздохнула Тамара в накате озорства, и тут же воспротивилась моему порыву: — Э, э! Да я так, просто, сказала! Не в клубе же…

Она церемонно поправила шапочку, подруга хихикнула, и вот уже обе заливаются по-детски необузданным смехом — без причины, да и зачем юным, здоровым, хорошеньким девчонкам искать повод для радости?

— Ви, товарищ Акчурина, нэправильно понимаете политику нашей партии, — проговорил я медленно и глуховато, будя великую тень, и по-приятельски обнял Ясю. — Говорят, с первого декабря начнется чемпионат СССР по шахматам?

— Говорят, — кивнула девушка, не пытаясь высвободиться.

— А я? — возмутилась Тома. — А меня?

Я и ее приобнял. И лишь теперь Ясмина убрала мою руку с талии.

— А еще говорят… — сказала она улыбчиво, подышала в рукавичку, грея пальцы, и подставила ладонь падавшей снежинке. — … Что четвертого декабря у меня день рожденья! Дюх, я тебе потом адрес напишу, а то заблудишься… Томка у нас была уже, а ты еще нет.

— И как впечатления? — я дружески пихнул подругу.

— О-о! — закатила Яся глазки. — Двухкомнатная! Отдельная! И ванная только наша, ничья больше!

За спиной послышалось ойканье — это Ирка спускалась по скользким ступеням, а Паштет ее спасал…

Удивительно, но сейчас, в эти тающие минуты покоя, когда вокруг вились незримые токи любви и дружбы, меня не тяготила недобрая память о цэрэушниках и чекистах, об игре и контригре. И даже намеченная мною «акция» не пугала.

Мы шли к метро, девчонки щебетали, а я украдкой высматривал наружное наблюдение. Понимал прекрасно, что виртуозов из «семерки» не засечь, и все равно тщился.

Пока юная кровь не взыграла, приправленная гормонами, и не загасила нудные очажки тревоги.

— Жаль, что так далеко, аж в Тбилиси, — болтала Ясмина, — а то бы съездила! Посмотреть вблизи, почувствовать, поболеть…

— А ты за кого? — спросила Тома, хотя битвы гроссмейстеров ее не интересовали совершенно.

— А я еще не решила! Полугаевский силен, и в хорошей форме. Но и Цешковский неплох… Не говоря уже про Таля!

— А Геллер? — вставил я.

— Ну, этот вообще… Тем более, он уже выходил как-то в чемпионы СССР. Посмотрим! Интересно же следить не за явным фаворитом, а как раз за тем, кто вроде бы слаб, кто не увешан медалями. Болеешь за него, переживаешь, и вдруг — па-пам-м! — этот аутсайдер обходит всех!

По дороге нам встретилась румяная тетка в распахнутом тулупе. Она топталась в валенках, бойко торгуя мороженым. Говорят, когда Черчилль увидал москвичей, с удовольствием лакомившихся эскимо в мороз, до него дошло, что советский народ непобедим.

Я разорился на три брикетика пломбира, и мы дружно лопали мерзлую сласть, шагая в ногу. Куснешь быстренько, чтобы зубы не ломило — язык немеет от холода, но пупырышки уже заливает восхитительной жижицей… Тускло блестит фольга обертки… Чуть заметный пар изо рта тает, как пломбир…

Тома всё кудахтала над Ясей, уберегая подружку от простуды — и пряча под видом трогательной заботы низкое коварство. Однако Ясмина отмела посягательства на половинку ее порции, твердо заявив: «Фигушки!» Пришлось делиться мне…

Со станции «Кировский завод» мы доехали до «Техноложки», а там одноклассницы пересели, чтобы вместе отправиться в Купчино по таинственным девичьим делам. Я им старательно помахал, чувствуя растущее беспокойство, вперемежку с облегчением — не надо провожать Тому, можно сразу ехать до конечной. Мое дело — там…

Оттого и градус смятения рос.

Вернувшись на перрон, я сел в первый же поезд — и тут же вышел, выскользнул в смыкающиеся двери. Если кто и присматривал за Дюшей Соколовым, то этот кто-то сейчас едет в брошенном мною вагоне! Или это легкий рецидив паранойи?

Пропустив следующий состав, я дождался, пока по стенам туннеля снова пробежит свет прожекторов, и на станцию с воем ворвутся зелено-голубые вагоны. Моя очередь.

Народу хватало, и все до конечной, до «Гражданского проспекта». Что ж, тем легче затеряться…

На «Площади Восстания» случился человечий прилив, и надо было уступать место. Ничего, ноги молодые, постоишь…

…Я вышел на перрон «Академки». Вчерашний сеанс брейнсёрфинга оставил в ситечке памяти случайное знание метростроевца. И сейчас я им воспользуюсь — в моей потрепанной сумке, что обтягивала куртку ремнем через плечо, не только учебники, но и трубка монтера.

Первый звонок… Первый контакт. Никаким «послезнанием» я делиться не собирался. Просто Вудрофф неслабо растревожил меня. Этот «Хальк»…

Я-то одно держал в уме — чтобы не было войны! А меня, выходит, чуть ли не в изменники записали… Или это рыжий резидент так «додумал»? Вот и позондируем товарища Андропова…

Толпа пассажиров хлынула к эскалаторам, а я с независимым видом толкнул дверь в крошечное, пустое помещение величиной с тамбур. Вторая дверь, обитая жестью, не поддалась — на запоре.

— Наши руки не для скуки… — пропел я шепотом, вытаскивая из кармана спецключ. Поработал вчера напильником на уроке труда…

Замок поддался сразу. Из-за двери дохнуло сыростью.

Я щелкнул выключателем, но на балках потолка загорелась всего одна неоновая трубка, да и та постоянно мигала. Пахло влажной штукатуркой и прелой бумагой; регулярным прибоем грохотали поезда, пуская по бетону мелкую трясцу.

Когда-то здесь располагалась аппаратная СЦБ — Сигнализация, Централизация, Блокировка. Потом ее перенесли, а телефонные провода остались…

Но сначала я отворил еще одну дверь, низкую и толстую, больше похожую на люк. Ржавый засов поддался моим усилиям, тихонько взвизгнули приваренные навесы…

Запасный выход таился в глубокой нише, а дальше тускло поблескивали рельсы.

«Пути отхода!» — наметил я улыбку.

Всё,